Лишь мы, россияне, произносим эти слова с особым придыханием, ведь нашему мысленному взору в этот момент рисуются поистине величественные в своей безграничности родные просторы. Потому и нет ничего удивительного в том, что дороги, соединяющие собой эти гигантские дали, далеки от европейского идеала ухоженности — иные масштабы, иные почвы, даже иная, более активная нагрузка всегда приходилась на наши версты. А если учесть еще и извечное непостоянство намерений наших предков, то все и вовсе становится на свои места. Взгляните под этим углом зрения на знаменитейшую картину нашего классика И. И. Шишкина «Рожь» — средь высоких золотых ржаных полей теряется проселочная дорога… Сегодня она проходит именно здесь, а на будущий год, возможно, на ней уже будет колоситься ячмень, а новая проторенная дорога пройдет вдоль той роскошной купы деревьев, а еще через год — кто знает? Без труда перепахиваются наши дороги, без труда торятся новые, а вот дорогу, вымощенную булыжником или асфальтом, так просто уже не сдвинешь, правда?
За века нашего сосуществования с русскими дорогами мы привыкли к их извечной хляби и знаем все объездные пути, а вот многочисленные завоеватели России считают и наше бездорожье, и нашу зиму своими противниками, а значит — нашими союзниками. Что ж, как известно: плохому барабанщику всегда что-нибудь да мешает, ну хотя бы… барабан, а мы, собственно, — о русской шири и русской дороге…
Друг А.С. Пушкина поэт П.А. Вяземский, в своих записках скромно именующий себя N.N., отмечал: «За границею из двадцати человек, узнавших, что вы русский, пятнадцать спросят вас, правда ли, что в России замораживают себе носы? Дальше этого любознательность их не идет.
N.N. уверял одного из подобных вопросителей, что в сильные морозы от колес под каретою по снегу происходит скрип и что ловкие кучера так повертывают каретою, чтобы наигрывать или поскрипывать мелодии из разных народных песней. «Это должно быть очень забавно, — заметил тот, выпуча удивленные глаза».
Отдых ямщиков. Гравюра XIX в.
Увы, «забавное» представление о русских дорогах обычно развеивалось у иностранцев после того, как они попадали в Россию. Вот, например, какое впечатление произвели они на тонкую поэтическую натуру уже известной нам мадам де Сталь: «Хотя двигалась я с большой быстротой, но мне казалось, что стою на месте: настолько природа страны однообразна. Песчаные равнины, редкие березовые леса да крестьянские поселки, находящиеся на большом расстоянии один от другого, с их деревянными, построенными по одному образцу избами, — вот все, что встречала я на пути. Меня охватил своего рода кошмар, который приходит иногда ночью, когда кажется, что делаешь шаги и в то же время не двигаешься с места. Бесконечною казалась мне эта страна, и целая вечность нужна, чтобы ее пройти. Постоянно на пути попадались гонцы; мчавшиеся ехали с неимоверной быстротой; сидели они на деревянных скамеечках, в телеге, запряженной парой лошадей, и ничто не останавливало их ни на мгновение. Толчки подбрасывали их чуть ли не на два фута над повозкой и, падая на свое место с удивительной ловкостью, они спешили крикнуть: «Ну, пошел!» — с воодушевлением, какое охватывает француза в день битвы.
…Я подъезжала к Москве, но ничто не говорило о близости столицы. Те же далекие одна от другой деревни, то же безлюдье и тишина вдоль широких полос, называемых в России большими дорогами Деревенские избы не были многочисленнее. В России такой простор, что все в ней теряется, даже дворцы, даже само население. Кажется, что мы проезжаем по стране, из которой ушли обитатели. Отсутствие птиц усиливает впечатление безмолвия. Животные тоже редки, — по крайней мере, их мало встретишь по дороге. Все тонет в необъятном пространстве, над всем царит оно и захватывает воображение подобно многим метафизическим идеям, от которых не может освободиться мысль, раз они охватили ее».
Но у русских писателей и поэтов дорога будила совсем иные метафизические идеи и чувства:
«Все русское скверно, а французское — о, сэ трэ жоли! По-вашему, лучше страны нет, как Франция, а по-моему… ну, что такое Франция, говоря по совести? Кусочек земли! Пошли туда нашего исправника, так он через месяц же перевода запросит: повернуться негде! Вашу Францию всю в один день объездить можно, а у нас — выйдешь за ворота — конца краю не видно. Едешь, едешь…», — писал в начале XX века А.П. Чехов, но слова его понятны нам и сегодня.