–Иначе не поведу дальше.
Эля остановилась на полпути и, полуобернувшись к нему, стала ждать продолжения.
–Мне знать надо, что я сделал такого, что меня скалкой. И они тоже вопрошают, но молчат один по сану, другой по рождению. Не могут они баб допытывать, – сказал Василий.
Эля молчала, лишь крепче сжимала губки в гневе.
–Я поясню тебе, мы каждый день на реке, как последний день своей жизни живем, ибо не знаем, что далее нам рок готовит,– продолжил Василий, все более и более распаляясь.
– И я знать хочу, за что помирать буду?? За железо!? Да и не буду, вот тебе Кристя твои железяки!
С этими словами Василий, взяв две крицы в руки и просто, выбросил за борт.
–Чего стоите? Леха, Арсений, взяли по чушке в руку да бросайте. Обратно против течения пойдем, пустым сподручнее,– приказал Василий.
Эля, каким-то шестым неподвластным мужскому пониманию чувством, осознала, что никто не шутит. И скоро они пойдут домой, и виновата в этом будет именно она. Потому, что обидела своих друзей, которые вот уже как скоро с год, как посвятили свои жизни достижению её цели.
–Васьия не надо, Вась, мне тоска на душе. Вася, я вина хочу, – ответила Элеонора.
Василий, как только услышал «Вина», остановился и, промолчав с секунды две или три, ответил бодрым голосом.
–А, ну это можно, оставляй чушки ребята.
Потом сразу осведомился,
– Чего так долго молчала?
–Я людей тута не вижу, думала, убили всех, где здеся уж вина тода взять? Если купцов нет,– ответила Эля.
–Ну, это Ваше величество, хранительница Пути положим не твое дело, ты путь свой охраняй, да говори чего тебя для этого надо. А мы простые смертные постараемся все это как-то выполнить, – сказал, как отрезал Василий.
– Ну, если так. Сам напросился, вина я хочу на причастие,– приказала Элеонора.
–АААА. теперь ясно откуда ветер дует, ну мне вот, рабу божьему, интересно вдруг стало, кто из служителей господа , Кристю этому научил? – спросил у друзей Василий.
–Так причастие дело святое..– начал, было, Арсений.
–Ты мне отче уши медом не мажь. Католичка она. Они схизматики только тело христово причащают, а вино только монахи на службе пьют. Чего молчим?
– Ну, мы это, того, нам тоже хочется, – ответил Алексей, спасая тем самым своего друга монаха.
–Заговор!? Эх вы, а еще други, – обидчиво сказал Вася.
–Так, что с вином? Будем? – спросила Эля обеспокоенная тем, что разговор стал переходить на другие предметы вместо главного.
–Будем! – сказал Вася.
–Когда? Через пяток недель? – не унималась она.
–Вечером! Сегодня!
–Ой, ли, Вась ты не врал бы,– предупредил Арсений о грехе.
–Значит так, ты Лёша на руль. Выйдешь на стрежень и через полчаса, опять в тень. Я нырну, а ты через три-четыре часа, вот затем вторым поворотом пристанешь к расшиве, там и выпьем, – ответил им всем Василий.
–Какой расшив? – спросила Эля.
–Такой расшив. Не Расшив, а Расшива это кораблик такой, больше нашего раза в три, за которым мы уже дня три как идем. И который ты Кристя даже ночью не видела. Ни даже огонька с него. Дела, дела. Ну, все! Благослови отче.
После благословления, Вася скинул одежу и, обернув срам свой куском простыни, с середины реки соскользнул вводу. Ладья, освободившись от капитана нехотя, но уверенно вернулась под теневой берег.
–Будем ждать,– сказал Леха.
Но это ожидание было странным, как только ладья пристала к берегу, как оставшейся за старшего Лёха, вместо того, чтобы всматриваться вдаль и быть готовым придти на помощь другу по первому велению души. Он, закрепив руль, быстро спустился вниз в свою каюту, откуда вышел с удочками и сетью. Не дав друзьям, опомнится и спросить его о причине оставления им поста капитана, он, со словами,
– Вот сейчас я тебе Васенька рыбки наловлю столько, за два часа, что ты и за всё утро не натаскаешь,-
Стал шнырять, с завидной неутомимостью, от одного борта к другому расставляя удочки, у левого борта донные, а с правого обыкновенные – с поплавком, походя, успевая закинуть два садка в ближайшие камыши.
–Это Кристя есть грех зависти,– сказал Арсений, наблюдая шныряние друга.
–Это он с Васькой бьется?– спросила Эля.
– Не бьётся, а соревнуется, хотя ты права, бьются они, и не во славу божию, а во имя своего самолюбия,– подытожил монах.
Действительно, вот уже месяца два, как пользуясь своим положением Василий, выходя на рыбалку в самый клев, то есть, когда солнце только, только поднимается, еже утрене приносил к столу осетров на обед или как он любил выражаться,– «на перекусить». Лёху, тоже известного рыбака и спорщика такое положение дел просто выводило из себя. Но сделать он ничего не мог, распорядок дня, регулировал Василий, бесстыдно использовавший свое монопольное право власти. Поэтому, как только появилась такая возможность, Алексей решил, в который раз, доказать Кристе и Арсению, что тоже может рыбу ловить и тем самым унизить Василия.