Если описывать красоту женщины одним словом, то к Кристине подойдёт слово стройная, а к Людмиле фигуристая. Доказывать кому-либо, какие женщины больше нравится мужчинам стройные или фигуристые дело глупое. К примеру, когда Людка шла, то все её округлости так соблазнительно двигались, что торговцы переставали расхваливать свой товар, а говорили покупателю,
– Вот если вру, то чтоб мне красоту такую больше не видеть!!!– и показывали на Людку. Как правило, это клятва была более действенной, чем общепринятое, – Вот те крест даю!!!.
Поразмыслив еще несколько минут о своей красоте и о красоте Кристины, и об общей бабьей доле, когда красота увянет. Людка решила всё-таки порасспрашивать больную, но потенциальную соперницу о её жизни, судьбе и божьем предопределении. Она поднялась, села на край её лавки и, дотронувшись до плеча Кристины, прервала её сладостную дрёму. Кристина открыла глаза, потянулась как дитя малое после сна, улыбнулась, и неожиданно для Людки сказала,
– Спасибо тебе!
– Да не за что, за лечение я денег не беру,– ответила Людмила.
–У тебя дети есть? А тут говорят, что отец твой так обнищал, что приданого тебе дать не может. Вот и отправляет, куда ни попадя?– забыв всякую логику, стала тараторить Людмила. Чем озадачила Кристю. Кристя попросила несколько раз медленно повторить вопросы, потом задумалась и, подбирая слова, поведала о себе.
–Дети. Два мальчика Питир и Пауль, (Петр и Павел) двумужники (так она назвала Двойняшек), Муж Илия есть, любимый. Я не бедный, Мой соль везла, соль как камень. Кучкович взял. С корба (корабля).
Людмиле повторять ничего не надо было, она грязным словом помянула весь род Кучковичей и, пожелав старому борову сдохнуть от жадности на мелководье, открыла ногой дверь и крикнула в темноту,
–Васька толстомордый иди сюда! – и рывком закрыла дверь.
Через минуту другую, дверь отворилась, и перед двумя красавицами явился в образе Тора Василий, одетый только в кожаный фартук и державший в руках вместо молота дубовый веник, уже распаренный.
–Вы Людмила Ивановна попариться изволите? Так я готов. Я бес пороку сегодня, я банщик, про грешное сластолюбие даже не думайте,– объяснил женщинам свое появление в одном фартуке Василий.
–Банщик! Чего молчал, что Кучкович сироту ограбил? Знаешь ведь, что я ему голову проломить хочу, за моего Ванечку, невинно погибшего на пиру у этого Ирода,– ошарашила Василия Людмила.
Лет восемь назад, когда Людка носила первого своего, её муж Ваня Виткинский на пиру у Кучковича вызвал, не подумав самого Никиту Захарьевича на питейный поединок. Кучкович на второй день благоразумно проиграл, а Ваня выиграл, но так до Витки и не дошёл, помер на гульбище у Бориса и Глеба в Кремле, где его под спудом и схоронили тем же вечером. С тех пор Людка родила еще двоих мальчиков, но Никита Захарьевич сирую долю платил только за одного ребенка, рождённого по его словам в честном браке. Ни суд посадничий, ни увещевание владыки не помогли вытянуть из Кучковича больше чем шестерых баранов и двух коров на прокорм сирот Виткинских. А рожденных после первенца, мальчиков погодков он, вообще, на вечевом собрании назвал бистрюками безродными, а саму Людку коровой. Только общеизвестная любовь посадников к своим детям, а посадничьих детей к Людмиле заставила Кучковича взять свои слова обратно. С тех пор прошло несколько лет, и, хотя Людмила успешно провернула с Кучковичем несколько опасных операций, основанных на полном доверии сторон, но до конца простить его она не могла и не хотела. И каждую неприятность в адрес Кучковича принимала как свою радость.
– Не бойся милая, в обиду не дам тебя сироту, сестрой назову, детей твоих выращу. Вот только заставлю соль эту всю Кучковича съесть, а воды не дам. Пусть в корчах мучается,– заявила свою волю Кристине Людмила.
–Не стой Василий, иди, жди, придём скоро, скажи, чтоб постелили нам с сиротой в светелке, – с этими словами она выставила Василия за дверь. Сама же взяла Кристину за руку и как старую подругу повела её в парную немного прогреться, перед поздним ужином. В парной она усадила Кристину на верхнюю полку, предварительно повязав её голову платком от жара. Затем она плеснула немного кваса разбавленного водой на каменку, и добрый запах печеного хлеба наполнил мыленку.