Сообщения Вениаминыча вызывали в Москве легкий обморок. Многие из них были плодом бессонных ночей, долгих часов наблюдений за Морским горизонтом, обрывистыми уступами скал, нависших над городом, быстрых проездов мимо стратегических объектов столицы — не отмечается ли подозрительного движения полиции или передислокации армейских частей, — звонки во вражеские посольства с невинными вопросами и мучительный анализ ответов, интонаций, случайно оброненных слов. Вывод почти всегда был единственным: американский империализм, поддерживаемый международной реакцией, готовит высадку наемников на Остров, чтобы свергнуть законное правительство, придерживающееся прогрессивной, близкой к социалистической ориентации. Одним нам тут не справиться. Нужна поддержка. И заканчивал убедительной просьбой направить отряд поенных кораблей, подводных лодок или ракетоносец, обеспечив наблюдение за данным районом со спутника и передачу снимков прямо ему в резиденцию.
Когда в госдепе получали расшифрованные в ЦРУ депеши русского, то за голову хватались: "Сумасшедший! Что он делает?! Ведь так и войну можно вызвать!"
Вениаминыч искренне боялся, что его конфиденциальные беседы с президентом перехватят американцы или французы. По совету Василиска Ивановича, большого доки в таких делах, на ночные встречи с президентом он отправлялся в багажнике собственного автомобиля. Разумеется, об этом необычном способе передвижения не знали только, возможно, школьники да обитатели глухих горных деревень. И когда машину посла останавливали у ворот президентского дворца и охранники засекали одинокий силуэт водителя, они сообщали по рации, что едет Друг. В багажнике, добавляли они. Слуги знали и держали наготове щетки и стакан горячего молока — приказ президента, — чтобы не простудился. Ведь если простудится, кто будет вести с ним такие долгие беседы, кто будет заказывать грозные военные корабли, чтобы все знали, какие надежные и сильные у него друзья и какое влияние он на них имеет.
А потому пусть ездит в багажнике, если ему так больше правится. Надо будет расстелить там небольшой персидский ковер, может быть, оборудовать даже безалкогольный бар, установить перископ, чтобы по дороге к дворцу мог наблюдать за подозрительными моментами. Марсель Пепе распорядился, чтобы такие подозрительные моменты появлялись обязательно, например, несколько человек с черными повязками на лице, вооруженные автоматами, лозунг на стене: "Долой президента!", мальчик с запиской клеветнического содержания в адрес Советского Союза.
И ничего удивительного в том, что просьбы Вениаминыча прислать корабли Марсель Пепе иногда подкреплял личной телеграммой.
Его тексты не отличались разнообразием. Он писал, как трудно дается перестройка, начатая им недавно в республике, как дорог для него опыт великого северного брата и как наглеют транснациональные корпорации, стремящиеся высосать все богатства маленького беззащитного народа, строящего общество без эксплуатации и угнетения. "Поэтому направление Вами небольшой военной эскадры будет служить делу взаимопонимания между народами и укрепления дружбы и сотрудничества во всем мире".
Самое поразительное, что на эти просьбы часто откликались.
На рейде маячил черный силуэт эсминца с корзинками антенн. На берег выходили отличники боевой и политической подготовки, которых встречал Вениаминыч в сопровождении министра обороны или даже сам президент. Гремели артиллерийские залпы, били в литавры музыканты. Американский посол строчил телеграмму, тоже требуя прислать хоть какой-нибудь корабль, чтобы сохранить баланс интересов в этом стратегически важном районе мира. А Вениаминыч ломал голову, чем занять гостей.
Моряки ходили по городу неразлучными тройками и четверками под контролем Василиска или Стебнюка.
— Смотрите, ребята, — напутствовал Вениаминыч наблюдателей. — Вся страна на вас смотрит, когда вы за ними смотрите. Но учтите, за вами еще и враг смотрит.
И — тут выявлялась еще одна странность Вениаминыча — как только очередная тройка отъезжала, он бросался наверх, в маленькую потайную комнату, приникал жадным, расширившимся глазом к подзорной трубе, ловил точку автомобиля, спускавшегося по улице к центру города, наводил на резкость, и сердце его билось, когда он замечал, как колыхнулись заросли слоновой травы вдоль дороги, как из-за камня появилась защитного цвета каска. "Они! Они! — шептал он, поворачивая трубу. — Следят!" А потом, бросив все, бежал в кабинет, запирал дверь, включал на среднюю громкость радио, вынимал из сейфа диктофон и, приложив ко рту, записывал, озираясь: "Первый, первый, я второй, докладываю обстановку. Противник проник в зону непосредственной близости объекта. Занял все подступы к единственной шоссейной дороге и продолжает наступление в направлении резиденции главнокомандующего. Передовая группа мор ской пехоты с боями прорвалась к пристани. Обеспечивая прикрытие, был ранен, а потом скончался смертью храбрых командир полковой разведки Василиск Громов. Остаюсь в осажденной крепости до последнего патрона. Прощайте, товарищи! Борьба продолжается!"