Сильное впечатление на меня, товарищи, произвели Венера и Ника. И хотя обе они без рук, а Ника даже без головы, но смотришь на них и не перестаешь удивляться красоте древнегреческих женщин и многотерпению скульпторов.
…Изумительной красоты и древности пирамиды, расположенные в Египте, неизменно вызывали у нас огромное чувство гордости за нашу великую страну, за советский народ — строитель коммунизма, который сумел уберечь эти национальные достояния от затопления при строительстве гигантской, я бы сказал, самой большой в мире плотины Асуан. Эти три пирамиды и Свинке, товарищи, глубоко западают в душу. Представьте: огромная голова Свинкса далеко видна над безбрежными песками Египта. Многие, наверное, и не знают, что такое Свинкс, и, возможно даже посмеиваются. Свинке, товарищи, это величайшее произведение ума и рук древних жителей этой дружественной нам страны. Но не только это. Очень интересным является также отдел мумий, вход в который осуществляется даже за отдельную плату. Мумия, для тех, кто не знает, это мертвое тело, замотанное несколько раз в древнюю материю, которая местами совершенно истлела от времени. Мумии там лежат в огромном количестве и у местных жителей не вызывают такого неподдельного интереса, как у нас. А жаль".
На этом месте Вениаминыч поставил точку и задумался. Вот ведь как получается: работаешь, работаешь от зари до зари, печешься о государственных интересах, а ни благодарности, ни соответствующего рвения от подчиненных. Третьего дня опять застал дежурного референта читающим порнографический роман на рабочем месте. Даже Зоя — кристальная душа — временами бывает холодной и равнодушной. Как добиться от народа большего трудолюбия, исполнительской дисциплины?
Вениаминыч подумал и написал:
"Все эти шедевры, товарищи, наполняют нас неиссякаемой силой более глубоко осмысливать духовный мир хомо сапиенс, без которого нет и не может быть исполнительской дисциплины. Но и не только поэтому. Нас, коммунистов, разумеется, это искусство должно интересовать не только само по себе, как таковое, но еще и потому, что нам нередко приходится беседовать о нем с иностранными дипломатами. Поэтому для квалифицированного ведения бесед на эти темы нам нужно также знать и это искусство, и, возможно, научиться что-то понимать. Хотя это сложно, товарищи, я понимаю".
Концовка понравилась. Вениаминыч отложил ручку и отправился инспектировать место посадки Пушкинского Дуба.
Праздник явно удался. Демонстрация трудящихся посольства и иностранных гостей, которые были представлены сторожем дядей Томом, его женой и садовником, прошла с большим подъемом. Вениаминыч лично выкрикивал некоторые наиболее важные лозунги и приветствия, а демонстранты подхватывали мощным отрепетированным "Ура!". Прекрасно прошла посадка Дуба, ну а скамья получилась просто сказочной, настоящей русской скамьей, на которой Пушкин мог сидеть не только в молодости, но и в более зрелом возрасте. Речь Вениаминыча была выслушана с большим вниманием и часто прерывалась аплодисментами. После речи прошло награждение победителей по итогам соцсоревнования. Вручили свои грамоты местком, партбюро и комитет ВЛКСМ. И тут — сюрпризом — встал Вениаминыч и сказал, что по случаю такого успеха Пушкинского праздника, в который органично перерос "День весны", он хотел бы от себя лично преподнести подарки особо отличившимся товарищам.
В толпе произошло непонятное движение, вместо возгласов радости пробежала какая-то волна разочарования и даже испуга. Сотрудники стали прятаться друг за друга и, если бы это было возможно, образовали бы колонну по одному, выставив вперед самого отчаянного.
Многие думали, что в этом-то году этого не произойдет, что посол не вспомнит об этом. И надо же — снова! Всех мучила мысль: кто станет очередной жертвой?
Тут надобно разъяснение. Поведение сотрудников, странное для непосвященного, было вполне резонным. Каждый год по большим революционным Праздникам, а то и так, без повода, Вениаминыч делал подарки кому-либо из подчиненнных. Причем хорошие подарки, дорогие. Золотые часы, например, фирмы "Сейко" или фотокамеру последней марки. Поначалу народ плакал от восторга, домой писали, что вот, мол, какой у нас начальник вам бы такого!