— Узнаю, – серьезно ответил тот. – Ты Иван! Ты вернулся из ада! – Помолчав немного, он добавил с тревогой. – Ты пришел за мной, я все знаю!
— Какой я тебе Иван! – сорвался Дил. – Ты что, дружок, не видишь, что у меня морда черная как сапог? Ты забыл Неунывающего Дила?! Ты забыл, как мы с тобой, пьянь подзаборная, ходили на Умагату, как штурмовали Сон–Даке в созвездии Крысобоя?! Да я тебе щас рожу набью, подлец ты эдакий! Ты забыл, кто тебя на собственном горбу вытащил из болот Зангезеи?! Ну, Круэя, я б знал, что ты добра не помнишь, я б тебя, точно, там оставил!
— Ты – Иван! – твердо заявил Крузербильд, грозя Дилу пальцем. – Ты пришел за мной с того света. А морда у тебя и впрямь черная, тебя здорово коптили там… Я все вижу!
Дил растерялся, у него совсем не было опыта общения с помешанными и горячечными. И потому он махнул рукой, чего тут спорить, надо мириться с обстоятельствами.
— Где Образина? – спросил он.
— Утащили, – коротко ответил Крузербильд.
— Кто утащил, мать твою?! – не выдержал Дил.
— Они утащили… Нет, Образину списали на Землю.
Он туг одному гаду бутылем по чану заехал, понял?
— Какому еще гаду?
— Инспекция была. Он на них кинулся. На этот раз не простили. Вот так, Иван.
— Да никакой я не Иван! – взревел Дил, – Иван бы щас взял тебя за ноги и вытряс бы твою черную душу, понял?!
— Это у тебя душа черная, – не согласился Крузербильд, – ты сам черный – и душа у тебя черная. А все потому, Иван, что тебя черти в аду коптили, я все знаю.
— Ну гад! – Дил чуть не задохнулся от возмущения. – Я хоть и черный, а душа у меня белая! А вот ты лучше б в болоте сгнил! Я тебя больше вытаскивать не буду! Если б не Иван, я б к тебе никогда не прилетел, Крузя. Отвечай лучше, почему станция глухая и слепая?
Крузербильд отряхнулся, приподнялся с колен – и в нем сразу высветилось что‑то прежнее, богатырское, молодецкое, несмотря на весь его жалкий и потрепанный вид спившегося неудачника. Длинные сальные волосы колыхнулись тяжелой гривой, на обтресканных синих губах заиграла еле приметная улыбка.
— Станцию прикрыли, – сказал он почти нормально, будто приходя в себя. – А меня бросили тут, Дил!
— Ага, признал, паскуда! – Бронкс подошел вплотную и хлопнул Крузербильда по плечу.
— Да вроде и впрямь ты, – неохотно согласился тот. – В прошлый раз он меня здорово напугал, я все помню.
Дил сразу замахал своими огромными черными лапами с множеством золотых перстней на каждом пальце.
— Не надо, не надо ничего вспоминать, а то ты меня совсем запугаешь, – быстро заговорил он, – давай‑ка собирайся, некогда мне с тобою лясы точить!
— Чего? – удивился Крузербильд. – Собирайся? Неет, Дил, мне некуда идти отсюда, у меня теперь ни кола, ни двора. На старушке Земле я всем должен, мне там не резон засвечиваться. А болтаться по иным местам тяжело будет, отвык я от болтанки этой, да и мерещатся всякие все время, понимаешь? Вон он!
— Где?! – машинально переспросил Дил и обернулся.
Никого у него за спиной не было.
— Они хитрые–е, – как‑то замысловато пояснил Крузербильд, – я их тоже долго не мог увидать. А потом увидал!
Дилу Бронксу припомнилась его славная конюшня на славном Дубль–Биге, припомнился пьяный Гуг, припомнилась Таека, превратившаяся вдруг в пантеру… Лоб сразу намок, капельки пота побежали по щекам. Не приведи Господь! Нет! Нет!! Бедный Крузя! Но Иван дважды сказал: «Хука тащи сюда живым или мертвым!» Про Крузю он так не говорил. Почему? Парень надежный, проверенный, надо будет – в огонь полезет. Парень… уже за сорок, а выглядит на все восемьдесят. Дил Бронкс, не верящий ни в черта, ни в Бога, мысленно вознес молитву: да, ему страшно повезло, страшно! уж он‑то знал, он видел все своими глазами – все друзья, вся братва десантная будто проклята была, кто не погибал в чужих мирах, тот спивался или сходил с ума, влипал в жуткие истории, превращался из сверхчеловека в тряпку, в дерьмо. Его Бог миловал! Серж Синицки чокнулся по–тихому. Хук с Крузей спились, Гуг связался с мафией, по нему каторга плачет, Ивану мерещатся какие‑то негуманоиды, армады, вторжения и прочая чушь. И почти все такие – десятки, сотни ребят из их Школы. Нет, им всем надо было погибнуть на Сельме, или на Гадре. Они бы погибли героями. Ведь те, кто сложил там головы, остались в памяти как герои. А кто они?! И так быстро! Что такое сорок–пятьдесят лет – четверть жизни! А они выдохлись, они вымотали себя, износили свои сердца, и никто не хочет им помочь!
— Ладно, пошли, – повторил он тихо, – по дороге я все объясню.
— Две недели назад, – признался Крузя, – я вылакал последнюю бутыль, припрятанную Хуком. Ты прав, мне тут больше не хрена делать.