— Так точно. Пока не ясно, скрылся ли он, я решил, не будет лишним, если один из агентов покараулит квартиру. Может статься, что с лже-Левовским Алексей знаком, поэтому я оповещу оставленного сотрудника о портретном описании и характерной примете незнакомца.
— Вам, Иван Иванович, стоит заняться незнакомцем, но так как никаких зацепок нет, то установите знакомых, заведения, которые посещал Левовский. Я же буду разбираться с делами службы Сергея Ивановича.
— Прошло почти три недели со дня заказа трости, — Соловьев, видимо, имел некоторые суждения по делу, но не решался высказать.
— Что вы хотите сказать, Иван Иванович?
— На Исаакиевской площади, как известно, извозчичья биржа.
— Ну да, — бросил нетерпеливый взгляд на чиновника Иван Дмитриевич.
— Господин-то приметный, а народ на бирже глазастый, может, кто вспомнит.
— Попробуйте. Если незнакомец не захотел быть узнанным по саням у мастерской, то неужели он не предусмотрел, что его могут разыскать по биржевым извозчикам? Он мог взять деревенского «ваньку» и тогда… тупик, простите.
— Мог, — сказал Соловьев, — незнакомец наверняка не мог догадаться, что приемщику заказов, — он посмотрел на Ивана Дмитриевича, — будет предъявлена фотографическая карточка убитого.
— Здесь вы правы. Ну, хорошо, проверьте биржевых. Запомните, мне нужно все о Левовском, абсолютно все: друзья, приятели, недруги, женщины.
Теперь, когда Путилин остался один, ему было необходимо наметить план, которому следовать в Экспедиции. Что о ней известно? Ничего, поэтому он открыл справочник и начал ознакомление.
Экспедиция заготовления государственных бумаг была основана решением Государственного совета России в конце лета 1818 года в Санкт-Петербурге мри Министерстве финансов для выпуска кредитных билетов и пенных бумаг. Становилось интереснее, С начала нынешнего 1873 года ей предоставлено право принимать частные заказы. Согласно новому положению, Экспедиция заготовления государственных бумаг содержалась на счет сумм, получаемых по заказам правительства, разных обществ и частных лиц. Плата за изготовление кредитных билетов, билетов государственного казначейства, гербовой бумаги, бандеролей и марок полагалась по одной копейке за лист; плата за бумаги, изготовляемые по частным заказам, определялась по соглашению с заказчиками. Получаемая от удешевления производства прибыль поступала в раздел между казной и служащими. Управление присутствием вверялось управляющему, определяемому и увольняемому высочайшею властью по представлению министра финансов. Экспедиция состояла из приемной, магазина, кладовой и четырех технических отделений: бумагоделательного, печатного, граверного и ремонтно-механического. Вот где надо искать!
Не здесь ли собака зарыта? По словам Залесского, Левовский должен был получить новую должность и повышение в чине. Его высоко ценили в присутствии. Так что визит в сие заведение неизбежен.
Путилин вел пальцем по строке «Памятной книжки», там значилось: Фонтанка, у Египетского моста, управляющий — действительный статский советник Федор Федорович Винберг, товарищ управляющего — действительный статский советник Федор Осипович Гиппекрейтер. Ох уж эти статские генералы!
— Иван Дмитриевич, — докладывал дежурный чиновник, — к вам барышня.
— Кто такая?
— Имеет настойчивое желание переговорить с вами. Имени не называет.
— Хорошо, проводите.
Через некоторое время перед Путилиным сидела невысокая барышня в лисьей шубке и с вуалью, закрывающей лицо. Она откинула вуальку. Кого Иван Дмитриевич не чаял увидеть, так Марью Николаевну Залесскую.
— Простите меня за бесстыдное вторжение в вашу епархию, — произнесла она крайне взволнованным голосом, — но я не могла не поинтересоваться судьбой Алексея. Вы его арестовали? — Глаза ее заблестели от скопившихся в них слез.
— Нет, — сухо ответил Путилин, протянув барышне стакан воды.
— Нет, не надо. — Она извлекла из муфты батистовый платок и легким движением коснулась глаз.
— Марья Николаевна, когда Алексей сообщил вам о смерти Левовского?
— Вчера днем. — Она смотрела на руки и на батистовый кусочек ткани, который в них теребила.
— В каких словах?
— Господи, да у меня в глазах потемнело, и я ничего не помню.
Иван Дмитриевич не решался, но все-таки спросил:
— Вы думаете, это он?
— Что вы! — Мария подняла голову, глаза выражали неподдельное удивление. — Алексей добрый, он мухи не обидит, не то что совершить такой дикий поступок.