— Когда ты в последний раз господина Левовского видел?
— Так шестнадцатого, он на службу уехал, так почитай, в живых, — снова перекрестился, — его бедного увидеть больше не довелось.
— Кроме офицера к нему кто-то приходил?
— Только офицер.
Надворный советник задумался, толи воротиться в отделение и доложить Ивану Дмитриевичу о записке, то ли стоит устроить повторный обыск. Однако для осмотра квартиры нужно разрешение вышестоящего начальника, а оно — на Большой Морской. Следовательно, придется все-таки воротиться.
В ту минуту, когда Соловьев входил в отделение, человек, по виду извозчик, спрашивал дежурного чиновника:
— Как бы мне господина Соловьева повидать?
— Вам на что? — быстро спросил дежурный. — Если заявление подать, то можно мне.
— Господин хороший, нам заявление без надобности! — откликнулся посетитель. — У меня важнейшее дело. Во какое! Мне Иван Иваныча нужно.
— Господин Соловьев, — дежурный заметил надворного советника, — здесь к вам с важнейшим делом.
Извозчик обернулся.
— Здравия желаем, Иван Иваныч. — Потом скосил на дежурного взгляд, будто опасаясь, что тот услышит, и вполголоса добавил: — Я по нынешнему делу, что давеча вы на площади спрашивали.
— Не тяни, — кивнул Соловьев.
— Дак я того, — он пальцем провел по брови, — подвозил.
— Не ошибаешься?
— Иван Иваныч, вы ж говорили со шрамом, а таких не каждый день возим.
— Помнишь куда?
— А как же?
— Отчего его запомнил?
— Дак по шраму на брови, и он заместо желтенькой, на которую уговорились, дал мне красненькую, а там ехать полверсты. Потом меня подрядил на следующий день съездить то ли в Удельную, то ли в Шувалово, я его прождал с полчаса в указанном месте, да он не явился.
— Где его высадил?
— За Екатерининским каналом, на Вознесенском, как раз напротив переулка, как бишь его?..
— Вознесенский переулок.
— А я припомнить не мог.
Иван Иванович понял, что речь идет об одноименном с проспектом переулке и о доме, где ранее проживал Сергей Иванович Левовский. Надежда ранее показалась зримой, но, увы, ускользнула из рук, так их и не коснувшись.
— На следующий день, где ты его ждал?
— У «Демута»..
— Ты его не искал в гостинице?
— Никак нет, я ж его фамилию не знал.
— Понадобишься, я тебя найду, — Иван Иванович показал на жестяной жетон на груди у извозчика. — Ступай.
Надворный советник направился на второй этаж к Путилину.
Микушин проснулся от холода, который пробирал до самых костей. Казалось, больше никогда не доведется согреться. Хотел осмотреться — где он? Пошарил рукою, вместо старенького теплого пальто нащупал грубую ткань, на большее не хватило сил. Сознание помутилось, и Алексей впал в забытье.
Когда очнулся во второй раз, голова хотя и раскалывалась на части, но пришли обрывочные воспоминания.
Запах затхлости и застарелых нечистот вывернул желудок наизнанку. Алексей поднялся на ноги. Его шатало, и если бы не стена рядом, то наверняка растянулся бы на земляном полу.
Василий Михайлович первым делом посетил университет. Там о Микушине отозвались как о прилежном студенте. Ничего больше добавить не могли. Незаметен среди более успешных, звезд с неба не хватал, но и в последних рядах не числился. Приятели? Да как-то сторонился всех, только с Петром Весниным и дружил. Тот тоже толком ничего не добавил. Нуда, изредка к Алексею заходил, атак дружбы особой не было.
Штабс-капитан находился в некоторой растерянности, поиски снова зашли в тупик. Что предпринять дальше, он не знал. На посещение госпожи Залесской у него не было разрешения, с ней беседовал Иван Дмитриевич. Что, в сущности, может она добавить к тому, что уже рассказала Путилину? Ничего. Друг детства, ну и что следует из этого? Абсолютно ничего. Он убийца? Может быть, но тогда кто второй следящий? Бумажник? Вот эту загадку придется разгадать, видимо, с помощью самого Микушина.
В квартире Алексея чиновника по поручениям встретил оставленный ранее агент средних лет и плотного сложения, с угрюмым взглядом.
— Здравия желаю, ваше благородие!
После ответа Орлов спросил:
— Как обстоят дел а?
— Никого не было, — коротко ответил агент.
— Так, — растянул единственное слово.
И здесь пусто.
Ударился в бега студент или, может, того хуже, разыщется где-нибудь в подворотне, снегом не занесенный, с дыркой в сердце или с проломленной головой, мелькнула нехорошая мысль.
— Смотри в оба.