На площади выступал один из невыбранных в мэры политиков. Марк не помнил, как его зовут, но помнил, что его не выбрали. Присутствовало лишь небольшое число зевак, привлеченных аттракционом — куском купола Золотого Города, главного в Содружестве Городов. Купол показывал каждому смотрящему ту часть планеты, которую он хотел бы разглядеть.
— Хотите чувствовать себя особыми и значимыми — выберите нас, — обращался политик к десятку зевак. — А мы обещаем вам быть невзрачными и безликими винтиками системы, и, во всяком случае, не лучше вас.
Юноша находился в состоянии, близком к гипнотическому трансу. Розовые пузыри по-прежнему покидали тела то одного, то другого человека. Марку исполнилось восемнадцать, и он давно не удивлялся тому, что его воображение изменяло мир, поправляя его. Но в пузырях чувствовались самостоятельность и самодостаточность. Даже если кроме него их никто не видел, они не были лишь плодом его воображения. Тело его матери, как и тела других людей, покинуло нечто очень важное. Непостижимость происходящего, как это ни странно, завораживала и даже успокаивала. Юноша ощущал себя наблюдателем из другого мира.
Неожиданно возникшая перед ним женщина протянула листовку. Марк всегда их брал и выбрасывал, как только скрывался за углом, объясняя такое свое поведение нежеланием обижать распространителей. Но скорее он избегал необходимости отстаивать свое решение и свою позицию. Ему было проще взять, улыбаясь, а затем незаметно выкинуть.
Марк скользнул взглядом по листку и вздрогнул. Крупным шрифтом было написано: «Ты должен выйти…» Юноша поднял глаза. Красивая дама с гордым; почти высокомерным выражением лица была одета в подобие длинного греческого хитона с вышитыми на нем не то козами, не то баранами. В руках у нее ничего не было. Наверное, подумал Марк, листовка была последней.
— Я тебя нашла, Марк, — произнесла женщина, удивив юношу тем, что знала его имя. — Я — Гера.
Она сделала паузу, видимо, ожидая какой-то реакции на свои слова, но Марк стоял растерянный, не проявляя никаких эмоций. Он не знал эту женщину, и ее имя ничего ему не говорило. Имя Гера у него ассоциировалось только с древними мифами, и то юноша не помнил, с какими именно.
— Пузыри, которые тебя удивляют и пугают, — осознания, покидающие бренные тела. Обычно это происходит, когда живое создание погибает, но тогда тела покидают и фантомы-переносчики тоже. Сейчас же осознания покидают ваш мир, а фантомы остаются, и живые создания превращаются в биологических роботов. Это все равно, как если бы Гомер превратился в компьютер, пишущий стихи. Ты же читал стихи, написанные компьютером?
Улыбаясь, Гера взяла юношу за локоть и увлекла за собой, вокруг площади. От ее высокомерности не осталось и следа, а в манере говорить появилось что-то располагающее к себе и очень расслабляющее. Марк был рад, что кто-то может объяснить происходящее, но пока ничего не понял из этого объяснения и ждал его продолжения.
— Ваши ученые мужи полагают, что знают, как работает мозг. Но он почти так работает, и это «почти» — осознание. И когда оно покидает тело, то тело либо погибает, либо превращается в этакий бездушный компьютер, который «почти» думает и «почти» осознает. Но на самом деле, увы, не умеет ни того ни другого.
— Разве человек может превратиться в компьютер? — спросил Марк, думая о своей матери.
— Ну, разумеется. Шизофреник — частично ангел, а частично — биологический компьютер, потому что часть его осознания уже воспарила, оставив тело, которое продолжает действовать как программа. Ты же читал стихи шизофреников?
— Шизофрения, — повторил Марк, — и моя мама?
— И твоя мама тоже, — подтвердила Гера.
— Но они же не похожи на… — начал было возражать юноша.
— Поверь мне, дорогой мой, не всегда узнать шизофреника легко. Он прекрасно себя чувствует в упорядоченном мире. Но боится любой неопределенности, любой энтропии, любой нестабильности. Хотя даже и не боится, скорее, просто не приспособлен к ней, энтропия — лакомство, амброзия для осознаний, но яд для компьютеров и механизмов, в том числе и биологических.
— А почему… — начал было формулировать новый вопрос Марк и запнулся.
— Ой, тут запутанная семейная история, — покровительственно улыбнулась Гера, продолжая вести юношу вокруг площади, но уже отпустив его локоть. — Мой братец Боб — текущий бог-покровитель вашего мира, известный экспериментатор и авантюрист, решил от вашего мира избавиться. Захотел стать свободным богом-магистром, видите ли. Но, являясь богом-покровителем, он не может не помогать своему миру, то есть этому. Он связан, как и все мы, Небесной Офертой. И тогда он превратил себя в белую пушистую мышку. Перевоплотившись полностью в земное существо, он уже не может выполнять свои покровительские функции. Это то же самое, как если бы весь мир покинуло осознание. Он почти такой же, но только почти. И он начинает саморазрушаться, что мы сейчас с тобой и наблюдаем.