«Инерис жива».
Его дочь жива.
Лучшего якоря нельзя и желать.
Прежде стены отгораживали от всего, что извне, сжимали сознание в тисках. Прежде хотелось нырнуть как можно глубже в серую мглу с алыми вспышками, затеряться в ней, рассеяться… Теперь же каждый час добавлял нечто новое в сузившийся внутренний мир, осторожно приоткрывая его для мира внешнего, помогая вспоминать, что значит быть живым.
Вчера он впервые выплыл из безмятежной дремоты – к звукам. Правда, пока слышал лишь тихий гул, то отдаленный, то приближающийся, то шипящий, то рокочущий. Порой угадывались чьи-то голоса, тревожащие, смутно знакомые… Но стоило князю забеспокоиться, как их тут же скрыл полог тишины, утянув разум в мягкие, целительные сны.
Сейчас – солнце. Греющий, почти щекочущийся луч, незримый для глаз, но очевидный для кожи. Чувствовать его тепло было приятно, почти так же приятно, как лежать под мягким, тяжелым одеялом, словно придавливающим полностью расслабленное тело к постели и дающим полное право не шевелиться.
И вдруг солнце сменилось тенью
Густые брови дернулись, пытаясь сурово нахмуриться, на лбу залегла складка.
Если бы руки слушались как надо, он бы мог попытаться убрать эту преграду... Хотя над облаком, застившим светило, власти не было даже у самого могущественного властителя или мага на свете.
А затем его запястья коснулась рука – хорошо знакомая, затянутая в мягкую кожаную перчатку.
И тихий голос, который князь не мог не узнать, напряженно произнес:
– Милорд… вы слышите меня?
План проникновения сюда был наглым до идиотизма. И, наверное, именно поэтому сработал.
В конце концов, кто ожидает пакости от черного мага средь бела дня?
Кэллиэн положился на три своих артефакта: маскировки, отторжения (для отвода глаз), и выравнивания ауры. Активировал их заранее – не хватало еще попасться на такой мелочи, как, например, сигналка на темную магию.
Он мучительно медленно пробирался тайными ходами, с перебежками по коридорам. Приходилось порой подолгу выжидать – суета царила необычайная, его исчезновение явно произвело фурор. Как полувампир и ожидал, все подходы к целительской были отрезаны, а открывать магам своё присутствие он не собирался. Поэтому наружу Кэллиэн успешно выбрался через окно уборной для слуг.
Странно, что за крышей никто не следил… Но это было только ему на руку.
Сначала пришлось ползти по скользкой черепице под палящим солнцем, зарабатывая ожоги. Затем провисеть почти полчаса вниз головой на балке под декоративным карнизом, дожидаясь, пока во дворе сменится караул. И пробираться к окну тоже пришлось со скоростью улитки, буквально по сантиметру, цепляясь изо всех сил за старый кирпич – чтобы заклятье, заставляющее его визуально сливаться со стеной, не пошло рябью. Это бы точно насторожило военных внизу, и первый предупредительный выстрел мог стать последним… А активная и мощная волшба непременно привлекла бы внимание мечущихся по коридорам и соседним комнатам магов.
А дальше – простенькая иллюзия закрытого окна при распахнутом настежь.
Наглее не придумаешь.
Оказавшись наконец, внутри, Кэллиэн не стал зря терять время.
Короткий стабилизирующий импульс в дверь – подпитать заклятье щита и заодно поставить завесу в комбинации со второй иллюзией. Теперь маги так и будут видеть прежнюю размытую картинку, пока не догадаются ударить по плетению иллюзии.
Прислушался.
Никакой реакции. Ни встревоженных выкриков, ни попыток опознать новые заклятья. А значит, их вряд ли заметили.
Только тогда он подошел к князю.
– Милорд… вы слышите меня?
Князь чуть нахмурился, даже попытался кивнуть – но не преуспел.
Тем не менее, у Кэллиэна отлегло от сердца.
Нахмуренные на миг брови и намек на кивок красноречиво говорили о том, что даже без еды и воды князь окреп.
– Очень рад вас видеть, – не покривил он душой.
В малой агатовой чаше, которую он извлек из кармана, еще оставалась вода, всего несколько капель. Сосредоточившись, маг изменил угол зрения. Это единственный метод диагностики, который ему доступен...
Да, жизненная сила перестала рассеиваться в пространстве и постепенно копилась там, где положено – у сердца.
От облегчения даже подкосились ноги, и Кэллиэн опустился на колени перед постелью князя. По мышцам запоздало прошла дрожь переутомления, на лбу выступили холодные капли…