– Эжен… пожалуй, ты напрасно затеял этот разговор. Видно, обладая большим количеством женщин, ты так и не научился понимать их. Впрочем, ты никого не хотел понимать, ведь ты всех людей считаешь ниже себя. О тебе не скажешь, что деньги и успех сделали тебя совершенно бесчувственным. Ты был таким всегда, даже живя в бедности. Знаешь, а я ведь хорошо помню, когда ты взял меня с улицы впервые. Получив удовольствие, ты швырнул деньги и даже не попрощался. Конечно, глупо требовать от случайного гостя нежности, но ты брал меня снова и снова, но никогда не проявлял интереса ко мне. А когда мы поселились в той комнате вдвоём, и ты так нуждался в заботе… Я вообразила, что ты наконец разглядел во мне нечто большее, чем постельные утехи. Боже мой, Эжен, если бы ты знал, как я влюбилась! Вроде бездомной собачонки, которую наконец погладили, а не отвесили очередного пинка. И хотя из наших отношений ничего не вышло, мне слишком дороги эти воспоминания. Я счастлива, что испытала любовь. И мне искренне жаль, что ты, по всему, так и не изведал этого чувства. Ни со мной, ни с другими. Ведь я прошу такую малость, если не любви, то хотя бы искреннего уважения с твоей стороны.
– Замолчи! Ты не смеешь читать мне мораль! Как ты можешь твердить о моей холодности, если сама буквально упиваешься моим страданием и норовишь вместо помощи ударить ещё больнее!
Лицо Бланшара покраснело от гнева, глаза сверкали настоящей яростью.
– Признайся, что ты чувствуешь себя отомщённой, вынудив меня предложить тебе выйти замуж и тотчас отказав. Ты повела себя совсем как палач, что пытает жертву, лишённую возможности сопротивляться! Скажите, как ты внезапно прозрела и из уличной шлюхи обернулась добродетельной матроной! Да, если хочешь знать, ты настоящая дура, Марго! Ты легко могла заполучить статус замужней женщины и к тому же супруги самого де Бланшара, богатого и знаменитого. И многие светские дамы лишились бы сна из зависти к тебе. А ты упиваешься жалкой местью за то, что я не целовал тебе ручки после того, как завалил на грязную постель дешёвой гостиницы! Ах, какая же ты дрянь, Марго! Может, в госпитале и существует выживший из ума старикан, что обращается к тебе «сударыня», да какая-то слишком умная подружка, по всему, старая дева, что с утра до ночи читает Евангелие и начисто отбивает у тебя охоту думать про мужчин. Но это не повод считать себя порядочной женщиной. Чёрт, не удивлюсь, если эта подружка просто питает слабость к дамам, оттого-то ты так спокойно отказываешь мне.
Лицо Маргариты побледнело, болезненная гримаса скривила рот. Она вскочила со стула и бросилась прочь. Но обезумевший Бланшар кинулся за ней, продолжая швырять в спину гнусные оскорбления:
– Давай, беги быстрее, Марго. Неужели поверила, что я и вправду решил на тебе жениться? Ты достаточно постарела и подурнела за эти годы; даже напившись до одури, я не польстился бы на тебя! Жалкая святоша, я предпочитаю в постели молоденьких и смазливых девок, ты им в подмётки не годишься! Проваливай выносить горшки за умирающими и подтирать дерьмо, только на это ты и годишься!
Женщина давно скрылась в переулке, а Эжен продолжал сыпать бранью, пока прохожие не начали останавливаться, с удивлением глядя, как беснуется дорого одетый солидный господин. Эжен обвёл непонимающим взглядом собравшуюся толпу и вдруг, прижав ладони к вискам, рухнул прямо на мостовую.
Он очнулся в собственном доме. Седовласый доктор шёпотом давал наставления лакею и горничной.
– Ну, сударь, – склонившись к Эжену, произнёс Бурвиль. – Видно, вы порядком измучили себя работой. Конечно, творческие люди вовсе не знают удержу, стоит им поддаться вдохновению. Но вам непременно надо отдохнуть. Я настоятельно советую отложить новый роман и хорошенько прийти в себя.
– Новый роман? – удивлённо пробормотал Бланшар.
– Да, сударь. Всем известно, что вы готовите очередной шедевр. Говорят, ваш новый герой будет в корне отличаться от своего не слишком добродетельного предшественника. Похвально, что с вашим талантом мы все насладимся поистине благородным чтением.
Эжен вновь почувствовал слабость и ноющую боль в сердце. Пролежав в постели несколько дней, Бланшар вяло принялся за очередные наброски, что вновь ни к чему не привели. Ему казалось, что неудачное свидание с Маргаритой разбило последнюю надежду. Он достал из тайника рукопись и часами просиживал, запершись в кабинете, перебирая пожелтевшие листки бумаги, словно ожидая, как на него снизойдёт озарение. Но его душевное состояние ничуть не улучшилось. Напротив, он всё больше погружался в безумие. Его просто пожирали навязчивые страхи. В один из дней он в припадке отчаяния швырнул-таки старинную рукопись в камин, злорадно глядя, как чернеют строчки и исчезает дневник Патриса. Право же, чего ради хранить рукопись, книги давно изданы. Бланшар стал болезненно подозрителен и воображал, что пронырливые репортёры непременно узнают о его фальшивом авторстве. Теперь пусть пытаются проникнуть в дом, проклятая рукопись сгорела дотла. Но, избавившись от одной навязчивой идеи, он тотчас внушал себе другую. Эжен буквально измучил доктора жалобами на здоровье. К смущению Бурвиля, Бланшар каждые три дня мчался к нему, уверяя, что заразился дурной болезнью. Старик был прекрасно осведомлён о разгульной жизни писателя, но он и сам изредка посещал заведение Сесиль и был совершенно спокоен относительно обитавших в нём девиц.