Ынсе не поняла, как началась драка, но вскоре участники фестиваля добровольно преградили дорогу этим мужчинам. Вооруженную группу пытались остановить не только представители ЛГБТ, но и обычные граждане. Многие люди с криками разбегались, в то время как журналисты воодушевленно щелкали камерами. Экран, на котором показывали видео с выступлением Пан Ги Муна, полностью разбился. Мужчины с битами отобрали плакаты у активистов и топтали их. Со всех сторон бежали полицейские.
Чжемин, ведя Чжехи к месту, которое заранее было обговорено с полицией, оглядывался в поисках Ынсе. Когда она собралась идти за ними, кто-то схватил ее за плечо. Обернувшись, она увидела группу мужчин. Они угрожающе смотрели на нее.
Место, куда привели Ынсе, было за одним из зданий, располагавшихся недалеко от места проведения фестиваля. Это была криминогенная зона. Повсюду росли сорняки и валялся мусор.
– Отпустите меня, ублюдки.
– Мм, пришел?
Кто-то сидел на корточках на широком бетонном блоке, где торчали заржавевшие железные прутья.
Это был Тэчхоль с забинтованным плечом. У него в руке был походный нож. Ынсе даже не удивилась. Она не могла точно понять почему, но стоило ей его увидеть, она сразу поняла, что скоро умрет.
Крупный мужчина из банды Тэчхоля с силой пнул ее ногой, и она упала. Она уже была в подобной ситуации тогда, в восьмом классе. Сейчас все повторялось. Но было одно отличие – рядом не было мамы, которая могла бы ее спасти. Хоть она и была хрупкая, но Ынсе казалось, что она сильнее всех. Ей ее очень не хватало. Тэчхоль протянул нож типу в очках в пластмассовой оправе.
– Сегодня ночью я видел странный сон. Кругом было пламя. Там ты меня пырнула ножом. В моем сне ты воткнула нож в мой живот…
Очкарик вонзил нож Тэчхоля в живот Ынсе.
– Поверни нож вправо. Теперь влево.
Ынсе, сдерживавшая крик изо всех сил, постепенно прекращала сопротивляться. Из ее глаз потихоньку исчезал свет, однако Тэчхоль и остальные мужчины совсем не колебались.
«Когда я умру, куда я отправлюсь?»
В городе было очень шумно. Где-то вдали были слышны препирательства участников фестиваля и их противников, кричавших в громкоговорители, что гомосексуальность – это грех. Звучали гимны и бибиканье машин. Однако место, которое, сплюнув, покинули Тэчхоль и его банда, было странно тихим.
Ынсе думала о Чжемине и Чжехи. Живые – они были прекрасны.
Ынсе думала о том, что сегодня солнце зайдет так же, как обычно, и все, что произошло, когда-нибудь исчезнет из памяти людей. Однако подобно тому, как сознание людей постепенно менялось по мере того, как Ынсе путешествовала во времени, возможно, сегодняшняя речь Чжехи запала кому-то в душу и смогла кого-то убедить.
«Может быть, один человек, который был тронут сегодня, станет тем семенем, которое сломает потом предубеждения мира. Людей, которые борются с предрассудками, мало, но они обычно выносливые, словно семя, которое стремится вырасти к свету. Потому что они знают, как можно тронуть души людей».
Ынсе вспомнила слова Чжемина, который сказал ей однажды, что благодаря стараниям Чжехи и многих других людей когда-нибудь настанет день, когда из мира исчезнут все предрассудки. Ынсе улыбнулась. Она не чувствовала боли.
Тот факт, что она спасла Чжехи, делал ее счастливой. Она вспомнила, как отец расчленял тело девушки. Если сравнивать с тем ужасным моментом, вот так, умирая, глядя на синее небо, она была счастлива. Ей было лишь немного грустно оттого, что она расстается с Чжемином и Чжехи.
Вдруг Ынсе почувствовала непонятный взгляд. От него как будто исходил какой-то странный холод. Значит, это не был взгляд человека, который хотел помочь. Это был не Тэчхоль и не кто-то другой из его банды. Босой мужчина беззвучно подошел к Ынсе и остановился перед ней. Он долго смотрел на умирающего подростка.
Он был в рваных джинсах и свободной серой кофте. Длинные волосы были забраны в хвост. Это был пастор Эмэс. Их взгляды встретились. Ынсе ничего не видела и не слышала вокруг себя, и все звуки исчезли. Все, что она видела, был Эмэс. Она даже не ощущала расстояние. Она должна была указать на него и звать полицию, однако, словно в трансе, она не могла издать ни звука и пошевелить хотя бы пальцем. По его взгляду Ынсе поняла, что он не остановит свою борьбу против религиозных фанатиков. Передав ей свое сообщение, он развернулся и спокойно исчез в зарослях.
– Ко Ынсе!
Найдя Ынсе, лежавшую в крови, Чжемин почувствовал, что его сердце останавливается. На образ Ынсе накладывался образ Чхэын, брошеной раненной в мусорном баке, после того как ее несколько десятков раз пырнули ножом в живот. «Почему это страшное преступление все повторяется? Люди забывают, а оно повторяется». Невыразимый гнев с такой силой сжимал его сердце, что он не мог даже плакать.