Все понятно: заслан!
В политотдел «Объекта» (где, увы, одиозные личности имелись) покатилась бумажная «телега». И одному Богу известно, куда бы могла «увезти» она судьбу Фишмана, если бы не Гречишников. Владимир Федорович засвидетельствовал, что пальто Давид Абрамович выменял в Свердловске на буханку хлеба, а буханку получил на заводе в премию за успешную разработку оснастки для испытаний танковых дизелей.
Однако теперь под ударом оказался уже Гречишников — он нажил в политотделе недругов. Через какое-то время в отделе Гречишникова возник конфликт: беспартийный Фишман был назначен заместителем начальника отдела, с чем не соглашался секретарь партбюро. Владимира Федоровича вызвали на заседание политотдела. Как назло, именно в тот день проводил важное совещание заместитель Харитона Кирилл Иванович Щелкин (впоследствии Трижды Герой Социалистического Труда). Совещание затянулось, Владимир Федорович активно дискутировал, горячился и напрочь забыл о партийном вызове. Спохватился уже в восьмом часу вечера, заторопился, но тут замороченный долгим обсуждением Щелкин умудрился, совершенно нечаянно, конечно, прищемить Гречишникову дверью пальцы. Ни в какой политотдел Гречишников не попал и был — «за неуважение к политоргану», единогласно исключен политотделом из рядов ВКП(б). Владимира Федоровича это совершенно ошарашило, но что делать.
И вдруг.
Вдруг буквально через несколько дней на «Объект» приходит Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении ряда специалистов за успешное выполнение заданий по первой водородной бомбе РДС-6с. И Владимиру Федоровичу Гречишникову присваивается. звание Героя Социалистического Труда и присуждается Сталинская премия I степени. Конфуз. Конечно — для политотдела.
Гречишникову срочно предложили написать заявление о восстановлении в партии. Однако тут уж исключенный заупрямился: сами, мол, исключали, сами и выпутывайтесь. «Дело», естественно, «замяли».
Но это все было еще впереди — и неприятности, и радости. Пока же шел 1948 год, и не то что до РДС-6с, но и до РДС-1 было немало дней работы по фактически военному графику.
В ПЕРВЫЕ же дни Духов и Гречишников представили Давида Абрамовича Харитону. Встреча прошла в «Красном Доме» — так скорые на прозвища сотрудники «Объекта» назвали комплекс затейливых зданий, сложенных из старинного красного кирпича, где когда-то размещалось бывшее управление Саровской пустыни. Разговор шел о плане работ по конструкции — как тогда говорили — «единицы» (РДС-1).
В первой нашей открытой монографии «Советский атомный проект», написанной при участии и под редакцией академика Е.А. Негина говорится: «Д.А. Фишман является автором ряда важнейших для лабораторной отработки заряда методик, предложенные им конструкции центральных частей атомных зарядов стали прототипами для последующих поколений зарядов…». Однако в первое время Фишману пришлось заниматься не столько конструированием заряда, сколько вопросами обеспечения — в части, касающейся отдела Терлецкого — высокоточной сборки заряда в полигонных условиях. А отсюда вытекала и его нерядовая роль в подготовке первого «натурного» испытания Бомбы, которое было предварительно намечено на середину 1949 года.
Хотя Турбинер и ошибался, считая летом 1948 года работы по РДС-1 законченными, правда была в том, что конструкторы отдела Терлецкого продвинулись в деле разработки заряда далеко, и вопросы конструкции вели вполне грамотные разработчики. Поэтому Фишмана не подключили к уже налаженным работам, а поручили еще мало разработанный «куст» подготовки РДС-1 к испытаниям: некоторые проверки «изделия», сборка заряда на полигоне, транспортировка его из сборочного здания к месту испытаний, установка на испытательной башне и т. п. То есть, первая специализация Фишмана в новом деле определилась как «полигонная», и это, как показало будущее, сыграло в судьбе Давида Абрамовича роль исключительно положительную и выигрышную.
Во-первых, привлечение Фишмана к подготовке первых натурных испытаний первой нашей бомбы РДС-1 позволило ему (в условиях тогдашнего высокого «дробления» функций исполнителей для обеспечения секретности!) познакомиться со всей технологической «цепью» разработки и отработки боеприпаса и завязать первые широкие знакомства среди представителей смежных подразделений КБ-11 как на уровне исполнителей, так и руководителей. А это углубляло его понимание места и значения отдельных звеньев разработки.
Во-вторых, он сразу же попал в поле зрения самых высоких лиц Атомной Проблемы — вплоть до Курчатова. Позднее ему даже довелось пожать руку самому Берии, прибывшему на полигон к моменту испытаний РДС-1!