Позже мне рассказали про этот бой всё, до мелочей. О том, как Гюэ Чжиан, догнав неприятеля с половиной нашей армии, принялся методично и жестоко уничтожать его арьергард. О том, как змея, почуяв, что её хвост грызут, развернулась к нападающему, который только этого и ждал. «Я хочу сам выбрать место и время битвы», – приговаривал князь во время обсуждения совместных планов, и он выбрал и то, и другое идеально. Главное сражение произошло на пологом берегу реки, где дорога шла между водой и холмами. Возвращающийся на помощь погибающему арьергарду Эльм с южанами сперва уткнулись в заслон из цзяранских горцев, а когда бой с ними набрал обороты и горцы, казалось бы, начали поддаваться под напором всё пребывающих сил противника, по склону холма южан и мятежников атаковала вторая половина моей армии под предводительством командующего Хао. Эльм попал в мешок, и превосходство в живой силе ему не помогло – часть его солдат уже увязла в схватке с цзяранцами, часть ещё находилась на марше и их удалось застать врасплох. Обошедшая врагов с тыла конница завязала «мешок» и довершила дело. Говорят, ещё долго внизу по течению реки вылавливали трупы врагов, загнанных в реку и там или зарубленных, или захлебнувшихся. У жителей Северной империи были довольно сложные отношения с водой, мало кто из них умел плавать, и в Южной империи, как оказалось, дела обстояли не лучше. Впрочем, даже для первоклассного пловца попытка преодолеть пусть не особо быструю, но широко разлившуюся реку в доспехе, да после тяжёлого боя, стала бы серьёзным испытанием.
Но всё это я узнала позже. Первые вести с поля боя пришли только вечером того бесконечно долгого дня. Утром я проводила своих солдат, шедших умирать за меня и моего сына, со стены Фужоу. Наглости напроситься с ними, пусть и под клятву не покидать командный пункт, у меня не хватило, хотя и очень хотелось. Но, учитывая, что оба моих командующих отнюдь не собирались отсиживаться в стороне, смело устремляясь в бой в первых рядах, безопасного командного пункта в этом сражении могло и не быть вовсе.
И потому я осталась в городе выслушивать бесконечное щебетание моих служанок, вздохи градоначальника и опасливые попытки его дочек развлечь меня беседой или музыкой. Пипой и флейтой они действительно владели неплохо, но я была неблагодарным слушателем, воспринимая изысканные мелодии как белый шум. Все мои мысли были там, где сейчас решался исход войны. И пусть здравый смысл твердил, что у меня ещё останутся силы продолжить борьбу, даже если наши сегодня потерпят поражение. Да и их победа вовсе не гарантирует прекращение войны. Всё равно я чувствовала себя игроком, застывшим над рулеткой, который с замиранием сердца ждёт, пока вращение не остановится, и не станет ясно, что выпало – чёрное, красное, зеро?
Только ставка в этой игре была куда ценнее даже самого крупного денежного куша. И когда в дом градоначальника вбежал срочный гонец, на ходу срывая шлем с головы и открывая растрепавшийся пучок, я, ещё до того, как он открыл рот, по блеску в глазах, по желтоватым зубам, сверкнувшим в широкой улыбке, поняла: банк сорван!
Часть врагов, впрочем, ухитрилась закрепиться на островке недалеко от берега – до него можно было добраться вброд, примерно по грудь в воде, так вражеские солдаты там и оказались. Переправиться через реку вплавь они не могли, сделать плоты было не из чего, и они стояли, осыпая пытающихся приблизится воинов моей армии стрелами. Стрелы, впрочем, скоро кончились, но моих солдат продолжали встречать мечами и копьями. Конечно, их бы всё равно истребили, вопрос не такого уж большого времени, тем более что у наших-то стрел было в достатке. Но мне неожиданно стало их жаль. Как-то вдруг ярко представилось, как они стоят там под обстрелом, погибая один за другим, и не имея возможности даже бежать, лишь смыкают редеющие ряды… Моим врагом был Эльм и император Цинъяу, простых солдат я не ненавидела… ну, разве что в те дни, когда они бесчинствовали в Таюне и деревнях, но эту вину они уже искупили поражением, наверное. В общем, я отправила с гонцом обратно приказ предложить им сдачу на прежних условиях: сохранение жизни и роспуск по домам.
Оба моих командующих были не слишком довольны моим милосердием и, вернувшись, высказали мне своё недовольство – в предельно вежливой форме, понятно. Оказалось, что окопались на островке, а потом сдались в основном южане, и если своих соотечественников, пусть и выбравших неправильную сторону, командующие ещё были готовы отпустить, то живые интервенты, с их точки зрения, годились разве что для рабства: пусть-ка повкалывают, восстанавливая то, что сами же разрушали. В их словах был смысл, но я сказала, что не могу нарушить данное слово, и Гюэ Чжиан, поморщившись, кивнул. Хао Юнси кивать не стал, но и возражать тоже.