– Ваше величество пришли, чтобы побросать камни на упавшего в колодец?
– Господин Руэ, этот колодец вы вырыли своими собственными руками. И залезли в него по доброй воле.
– Однако ж не я решился помогать тигру и устроить подлог с помощью злейших врагов империи.
– Не вам бы жаловаться. Кто-кто, а мы-то с вами знаем, что вы – не невинная жертва, и обвинения против вас справедливы. А что до подлога, – я усмехнулась, – рискнёте ли, глядя мне в глаза, утверждать, будто сами ничем подобным не занимались? Особенно когда мой покойный муж был ещё наследным принцем и с ним то и дело случались какие-то неприятности: то приглашения, которых он не посылал, то подарки, которых он не дарил…
– Они не угрожали благополучию империи, – Руэ Чжиорг по-прежнему не шевелился. – А сейчас – верите ли вы, что степные варвары не вернуться пограбить, пользуясь пожаром на нашем заднем дворе?
– А кто его разжёг? Странные у вас представления о благополучии империи, господин Руэ.
Некоторое время гун молчал. Но когда я, решив, что он уже не ответит, сама открыла рот, Вэнь всё-таки заговорил:
– Драконья кровь… Император Дай-цзан придавал ей такое значение… Но что она даёт, эта драконья кровь? Разве она делает умнее, сильнее, способнее? Дай-цзан неплохо начал, но в конце концов едва не привёл страну к полному краху. Уэн-ди мог бы выправить положение, но предпочёл ломать своё наследие, презрев почтение к предкам. А кровь вашего сына и вовсе порченная…
– Потому что он наполовину чужестранец?
– Да. Так что плохого для империи в том, чтобы отнять трон у одной семьи и отдать другой, которая распорядиться им лучше?
– Ой ли? Ладно, предположим, вы и правда неплохо смогли бы им распорядиться. Но вы не вечны, а ваш сын… Раз уж вы заговорили откровенно, то и я скажу, что думаю. Ваш сын – ничтожество. В лучшем случае посредственность. Вы и правда думаете, что он сможет нести эту ношу без вашего руководства? Руэ Шин либо растеряет всё, как Дай-цзан, либо найдёт себе нового советчика и снова начнёт делать, что ему говорят. Вы должны лучше меня знать, что происходило с государством, когда государь оказывался во власти подобных доброжелателей.
– Я нашёл бы ему хороших советников.
– Они бы передрались между собой, или их оттеснил ловкий интриган, умеющий лучше льстить и угадывать настроение императора.
– Этого мы уже не узнаем, – Руэ Чжиорг снова прикрыл глаза.
– Так же, как вы не узнаете, каким правителем будет мой сын. Если драконья кровь не имеет значения, то насколько кровь порчена – тем более. А есть ли у вас иные претензии ко мне, кроме моего происхождения? Я плохо справляюсь?
– Иногда – хорошо, – неохотно признал Чжиорг. – Но вы были и остаётесь чужой. Вам не понять.
– Убойный аргумент, – с иронией согласилась я. – Зачем смотреть на реальные результаты, когда можно просто объявить всё исходящее от чужака плохим только потому, что он чужак?
– Ну зачем же всё? Признаю, некоторые ваши решения действительно шли на пользу. Вы сумели справиться с голодом, вы поддержали армию. Но всё остальное… У вас нет уважения к нашим традициям и добродетелям. И, боюсь, у вашего сына их тоже не будет.
– Уважать – не значит слепо им следовать. Иногда, чтобы всё осталось прежним, нужно что-то изменить.
– Это слова, ваше величество. Боюсь, что мы с вами друг друга не поймём. В любом случае, поздно спорить о путях империи, во всяком случае, для меня.
– Вы правы. Хотя я бы с радостью оставила вас среди своих советников, но по вашей милости нам под одним Небом не ужиться.
– Вы боретесь за свою семью, я боролся за свою.
– И теперь ваша семья ожидает казни вместе с вами. Ну как, хорошо вы о ней позаботились?
– Они в этой тюрьме? – после небольшой паузы спросил Чжиорг.
– Они под домашним арестом в вашем поместье.
– Так решили Небеса, – отрешённо произнёс гун. – Удача делает князем, неудача – разбойником. Какой смысл роптать?
– Роптать смысла нет. Но вы ещё можете облегчить их участь.
– Каким образом? – он второй раз за разговор взглянул на меня.
– Я пришла заключить с вами сделку. Перед оглашением приговора признайте свою вину – публично, перед всем двором. И перед казнью обратитесь к толпе. А я помилую вашего сына с его семьёй, ваших наложниц и слуг. Остальные по этому делу и не привлекались.
– Не верю, – после довольно длительного молчания сказал гун Вэнь.
– Зачем мне вам врать? Я никогда не любила лишней крови и всегда миловала всех, кого могла. А мести вашего сына я не боюсь. Разумеется, он будет разжалован в простолюдины и сослан – в Особую ссылку без каторжных работ, самую близкую, какая только возможна по закону. А по истечении шести лет, как и все прочие разжалованные, сможет снова пройти отборочный экзамен на должность. Дальше всё будет зависеть от него.