Выбрать главу

"Находимся в кишлаке Кур. Ранены в ногу я и водитель. Первую медицинскую помощь нам оказали. Если можно, не стреляйте.

Игнатенко".

Рузляев написал ответ:

"Карп и Игнатенко!

Напишите ваше состояние, здоровье. Ежедневно к 16.00 через старейшин присылайте мне записки с ответами на поставленные вопросы.

Рузляев".

Ответную записку опять прислал прапорщик:

"Здоровье удовлетворительное. Держаться еще можно.

Сколько надо, столько и будем держаться. Отношения стабилизируются. Лекарства нам дали.

14.20. Игнатенко.

P.S. Больше писать не дают!"

Через день старейшины передали новое послание от Резока:

"Командир советской дивизии Рузляев!

Два ваших человека по имени Паша и Андрей — у меня. Их состояние очень плохое. Пока не освободите моджахеддинов, я их не отдам. Переписку запрещаю.

Когда моджахеддины будут готовы, я сам укажу место встречи и обмена.

Резок".

Положив в сундучок 500 тысяч афгани, усадив в БМП освобожденных партизан, Рузляев и начальник штаба армии Соколов двинулись 17-го утром в Ташкурган, где на мосту через реку Саманган должен был состояться обмен военнопленными. Весь район был оцеплен силами дивизии. В это же время подразделения МГБ под командованием полковника Хамида перекрыли кишлачные улицы вдоль реки.

Солнце стояло высоко над Ташкурганом. Воздух был прозрачным и холодным.

Было решено менять одного нашего на десять партизан.

Прибыв на место, Соколов и Рузляев внимательно осмотрели противоположный берег Самангана, ощетинившийся пулеметами и гранатометами. Резок стоял рядом с Карпом и Игнатенко. Женщина, одетая в европейскую одежду, снимала на видеокамеру сцену прощания командира отряда с военнопленными.

Дивизионные боевые машины заглушили движки. Их черные, тускло поблескивавшие на солнце пушки напряженно смотрели на ту сторону реки.

Боевики Резока подвели Карпа Андреса к мосту. К нему же, только с другого конца, двинулись десять партизан в сопровождении рузляевских бойцов. Обе группы медленно пошли навстречу друг другу. Мост слегка зашатался. Слышны были шаги да шум реки внизу.

Поравнявшись с теми, на кого его обменивали, Карп Андрес на секунду остановился, глянул им в глаза, потом на Рузляева и превозмогая боль в ноге, побежал утиной рысью к своим.

С Игнатенко было сложнее. Ни с того ни с сего Резок вдруг отказался его менять. Рузляев про себя чертыхнулся. Соколов продолжал внимательно вглядываться в противоположный берег. Резок кругами ходил вокруг прапорщика, размахивал руками, что-то говорил.

С момента перехода Андреса через мост стрелки часов отсчитали пятьдесят минут.

Неожиданно Резок обнял Игнатенко и легонько толкнул его в спину. Через двадцать минут обмен был завершен.

Рузляев переправил на тот берег сундучок с деньгами и четыре автомата в придачу. Еще раз оглянулся, посмотрел на Резока. Тот — на него. Стояли так с минуту. Потом развернулись и пошли в разные стороны от серой реки Саманган. Рузляев — на север. Резок — на юг.

Больше они не виделись.

— Андресом и Игнатенко, — сказал Рузляев, пробивая острым взглядом ригаретную дымовую завесу, — я занимался с 11 по 17 января. Резок оказался порядочным парнем — не склонял наших к измене, в Пакистан не отправлял.

Он прошелся по комнате, выключил телевизор. Подлив себе и мне крепкого рубинового чаю, сказал:

— Освободишь, бывало, солдата из "духовского" плена, а потом думаешь: а стоило ли? Однажды точно так же выменял я одного нашего, а он на меня — ушат грязи. "Ушел, — говорит, — от вашей Советской власти. Ничего хорошего она мне не дала…"

Он потрогал пальцами адамово яблоко, словно хотел убедиться, на месте ли оно. Несколько раз кашлянул, подошел к столу и тяжело опустился на стул.

А я вдруг вспомнил слова одного майора из Пули-Хумри.

…Был он круглолиц и толстощек. Казалось, его отцу лет тридцать пять назад не хватило сил, чтобы придать лицу сына отточенности, резкости. Прессу майор ненавидел люто, куда больше, чем "духов". Уставившись на меня черными, в любой момент готовыми открыть пулеметный огонь глазами, он процедил: "Странно, что вы из Казбека героя войны не сделали. Видно, не добрались еще…" Майор сплюнул и прожег в снегу черную дырку.

Казбек Худалов, выпускник Орджоникидзевского командного училища, перейдя на сторону повстанцев, сформировал отряд из десяти-двенадцати таджиков-дезертиров и начал активные боевые действия против афганских правительственных войск, подразделений 40-й армии, обстреливал выносные посты и заставы. Изменники иной раз переодевались в советскую военную форму. Хитрость эта порой вводила в заблуждение даже бывалых солдат. Осенью 88-го отряд Казбека действовал в районе баграмского перекрестка, обстреливая афганские посты, но зимой след его затерялся где-то в горах Панджшера.