Он был до такой степени ошарашен, что схватил подвернувшийся "Москвич" с фургоном и, умостив чемодан на коленях, поехал… к ректору.
То был вопиющий, из ряда вон выходящий пролом в субординации института.
"Я сейчас… я ему…" — прыгала в такт чемодану мысль.
Георгий не знал, что ректор института есть Чрезвычайный и Полномочный Посол, член Коллегии МИД, с ума сойти, если вдуматься в каждое слово. Каждого достаточно, чтобы у благоразумного советского человека твердых взглядов ум зашел за разум.
Георгий влетел с чемоданом в приемную и, запыхавшись, сказал гневно:
— Ректор у себя?
Три опешивших машинистки, замерев за станками, скрестили на нем взгляды, потом перемешали их между собой, снова скрестили и вместе сказали:
— А вас выз?..
— Вы?..
— У нас записы… — вновь озадаченно пересмотрелись. Наконец, старшая, в прическе "хала" — тоже в сеточке и тоже, кажется, с маком, — не выдержав, вдавила клавишу селектора:
— Амон Сергеевич, тут к вам…
— Фамилия! — прогремело откуда-то сверху занятым голосом.
Уже один взгляд Бэбэ по возвращении — уже одно то, как он снял очки, — сказало бы многое проницательному человеку. Но проницательный человек не пойдет прямо к ректору института, если не на грани сумасшествия или отъезда за границу.
26-го сентября у Чиеу не состоялся день рождения. Чиеу был сосед Георгия по комнате и вьетнамец, хотя лицом — вылитый монгол.
Чиеу, СРВ и Георгий Середа, СССР — уселись за стол вокруг бутылки монгольской водки "Архи" — и дверь без стука отворилась. По правилам проживания — врезать в двери замки запрещалось категорически. В комнату плавно и сказочно, как Христос по воде, вошли четверо и полукругом расставились возле стола. Все хором смотрели на бутылку.
Георгий притиснулся к стулу, Чиеу начал было гостеприимное движение, но сдержался.
Комиссия была совершенно на одно лицо — они словно разом испугались в детстве подрасти и как-то расправиться, да так и подсохли. Первый — ректор института Моргунов-Уткин, похожий на жену египетского фараона, только причесанную на пробор.
Да он посол-то липовый, мужик, ты что, не слышал? Он же с начальника курса так и пер до ректора, а уже по должности, сволочь, и ранг получил, понял? — Сашулька презирал выскочек.
— Врешь! — жестко отсекал Хериков, мужчина без всяких.
Он считал долгом защищать вверх по служебной лестнице.
Георгий пришел в себя и, не выдержав общего взгляда на бутылку, пояснил:
— Это во-водка…
В воздухе, над столом, над обрывками девушки с "Мальборо", которую украдкой стащил со стены секретарь парткома Никулин и шипя терзал обеими руками, молчание стало зловещим. И вдруг ректор открыл рот. Это было страшно. Он открыл рот и сказал:
— Что? — сказал он.
Все попятились.
Если только смертному дано представить, как ходит Чрезвычайный и Полномочный Посол, то это выйдет так, как ходил Моргунов-Уткин. Он ставил ноги немного впереди, а тело оставлял чуть сзади, голова мертво сидела на плечах, не отзываясь на движения туловища. Да, то шла власть, так она почему-то ходит в странах народного представительства. "О чем это у тебя мысли?" — сквозило в египетском изгибе фигуры ректора. Этот, конечно, есть самый русский вопрос, до него не привелось дожить поэту Блоку.
Строгий выговор "за распитие спиртных напитков и нарушение правил социалистического общежития" обсуждался в обеих кофеварках. Георгий в считанные часы приобрел репутацию рокового парня и бонвивана.
— Не знаю, как вы теперь, Георгий Платонович, на работку распределитесь, не знаю, — без тени юмора сказал Баранович, замдекана по этим вопросам. — Такое пятнышко трудно смыть-то, ой как трудно. Очень сложно. Нелегко, да. Но можно, — неожиданно добавил он и заглянул Георгию в глаза, — можно, конечно.
По толстым стеклам очков бегали блики, Георгий не мог разобрать толком.
— Присаживайтесь на стульчик.
Георгий внезапно понял — что ему сейчас предложат. Мгновенный холод прохватил донизу, он быстро сел, била беспомощная мысль: "Как же так, месяца не проучился, как же это, всего месяц почти…"
— Институтик у нас, как вы знаете, политический, правда?
Георгий кивнул.
— Вы комсомолец? А где значочек?
Георгий кивнул.
— Ну ладно. Разное, бывает, у студентов происходит, правда? Правильно. Ну вот и… — он чутко посмотрел на Георгия, — вы стишков не пишете?
Георгий очумело кивнул, потом мотнул, потом снова кивнул головой.
— Не пишете, жаль. Так вот, вузик у нас политический, да? Ага, — продолжал Баранович, — вы где живете?