В бане, пока Марина раздевалась, успели быстро переговорить:
— Крутим на двоих, — сказал Шамиль, — одному надоело.
— Ага.
— Делаем так. После бани еще врежем, понял, ты ложишься на мою кровать, ну, с этого краю, вроде спишь, я гашу свет, скажу — чувак, мол, уснул, не мохай, приляжем, я начну по этим вещам, ну, и ты тут… смотри сам.
— Ага, угу, ага, — кивал Георгий, глаза его разгорались.
Ходили жуткие слухи про Маринкин недавний брак с Лебедевым, похожим на ректора Уткина. Мать Лебедева служила в 4-м Главном управлении ("Вся страна разбита на какие-то управления, черт знает что!" — раздражался по молодости Георгий), и Уткин, таким образом, поступил в институт через главного врача институтской поликлиники Мешкову Людмилу Исхаковну — женщину с гигантским лакированным париком цвета каштан, сверху которого лепился веселенький чепчик уточкой. В руках Людмилы Исхаковны сосредоточивалась необъятная власть — медицинская экспертиза перед выездом, когда какой-нибудь паршивенький фарингит мог навсегда оставить человека в границах СССР.
Юноша, смотри сюда, у вас странная сыпь в горле, — размашисто говорила Людмила Исхаковна, — пусть папа позвонит мне сегодня на дом от семи до семи тридцати, телефон у сестры. Следующий! — зычно выкрикивала она, прихлопывая уточку на место.
Мезальянс был налицо. Какая хворь вынудила Марину замуж? Георгий, поглядывая на Маринкины колготки, с негодованием рисовал их в объятиях Уткина, поражаясь со всеми счастью ничем, ну ничем, кроме схожести с ректором, не знаменитого Уткина.
Лебедев, кстати, широко работал над собой, развивая врожденное качество: достал через маму идентичный кожаный пиджак, отработал египетскую походку и тоже крен в гyбax — чтобы слово ненароком вдруг не вышло впрямую, а хоть чуть — да боком. Институт стонал от неведения, от необъяснимости брака, профессора стали уступать Уткину очередь в преподавательском буфете, куда он сразу повадился.
Дело разъяснилось через полгода. Оказалось, Марина случайно влюбилась. "Вот уж воистину, — сказал Георгий другу-Оприченко, неудавшемуся жениху, и развел руками, — любовь зла — полюбишь и Уткина".
После свадьбы Уткин пристрастился, стукая пальцем по блюдцу с мелочью, выговаривать продавщице Эльвирке за недовложение кофе и принялся предлагать декану подбросить до дому. Кончил тем, что принес в деканат запасной бампер от "бьюика".
Через полгода институт вздохнул с облегчением: она его бросила. Вспомнили: когда Уткин взял причуду чопорно протягивать слова и последнюю гласную отдавать в нос, а тестя полюбил запросто звать за глаза папой ("Мальчикенн, что вы с-мной споритенн, папа ска-азал, что Ельцин не прав"), — тут Марина стала наблюдать за мужем с внезапным любопытством.
Слухи шли такие: во время зимнего путешествия в Цахкадзор Уткин долго искал жену по всему ущелью, и когда, отчитав администратора, обессилел и тупо сел на корточки возле номера, дверь соседнего номера распахнулась и вышла Марина, а следом двое армян — таких, что Уткин и пикнуть не посмел.
Марина, поглядев на него в раздумье, что-то сказала армянам (Уткину снизу показалось, что по-армянски), и они прошли к лифтам и дальше, кажется, в ресторан.
Через месяц Марина бросила его, не простив, что до сих пор так и не пикнул.
Лебедев был на выпуске из института и на выезде, развод с дочерью парткома в такой ситуации приравнивался к измене Родине. По состоянию здоровья он взял академ, но здоровья там, где хотелось Марине, не поправил и не попал в МИД. Никулин был строг в смысле здоровья. "Ты сначала коммунист, а потом уже импотент", — всегда учил он подчиненных.
Уткин служит теперь на таможне в Шереметьево и рассказывает по вечерам жене — существу кроткому и преданному — жуткие истории о чемоданах въезжающих граждан. Говорят, он особенно свиреп с блондинками и членами партии.
Кстати, карьера ректора тоже закончилась печально. Его в конце концов исключили из партии за взятки, служебное положение и кумовство, судили, но не досудили, восстановили в партии, и он работает теперь в Институте коммунистического движения заведующим секцией развивающихся стран.
Не выручил ректора и особенный телефон в кабинете, телефон, к диску которого пришпилен маленький бронзовый герб Союза ССР. Между своими телефон ласково зовется "кремлевской вертушкой". Вертушка не выручила потому, что в ней нету микрофона, куда говорить, есть только для уха куда слушать и выполнять.
Так проходит слава мирская.