Лика дрожащими руками застегивала на себе пальто, завязывала вуаль, и ее сердце билось в груди тревожным боем.
Через полчаса она уже мчалась по Васильевскому острову в своей карете, по дороге в питомник.
– Слава Богу, вы приехали, Лидия Валентиновна! – встретила молодую девушку надзирательница. – Но что с вами? Вы больны были? Отчего мы вас не видели так давно?
– Я, нет… разве долго? – смутилась молодая девушка. – Что Танюша! Ей лучше? Хуже? Да?
– Плоха Танюша! Вряд ли выживет! Жаль девочку! Такая хорошенькая, нежненькая… Самая ласковая изо всех наших детей! – печально роняла надзирательница.
– Умрет! – едва удерживая слезы, глухо проронила упавшим голосом Лика. – Но… но почему же вы раньше не дали мне знать об этом? – с упреком бросила она Коркиной.
– Да помилуйте, Лидия Валентиновна! Вы сами должно быть были больны! – оправдывалась та. – Кто бы вас посмел беспокоить? И потом, ухудшение в последние три дня началось только. Мы вас зря беспокоить не хотели. Если бы вы здоровы были, приехали бы сами! А раз вас нет, значит, больны. Иначе и быть не могло!
– Иначе и быть не могло! – эхом откликнулась Лика, в то время как ее сердце сжалось вполне заслуженным упреком. Она отлично поняла, что добрый князь не хотел тревожить ее в счастливые минуты и о Танюшином недуге умышленно не сказал ни слова. А она-то! Ни разу не навестила питомника за все время. О, как жестоко, как несправедливо было с ее стороны уйти в свое эгоистическое счастье, забыв обо всем остальном мире. Разве эти дети, маленькие, жалкие сироты, призреваемые здесь в питомнике, не брошены были ею на произвол судьбы за все это время?
– Где Танюша? – резко произнесла она, желая замаскировать охватившее ее волнение.
– Пожалуйте. Я ее у себя в комнате держу: в детской совсем невозможно, ребята беспокоят. Сила Романович пожертвовал опять на устройство лазаретной палаты, по этой лестнице же велел нанять небольшую квартиру.
– Сила Романович… да… да… хорошо! – как во сне роняла Лика.
Страх за Таню, раскаяние, угрызение совести, негодование на себя, все смешалось в душе Лики, все слилось в один сплошной мучительный хаос.
– Тетя Лика приехала! Кто скорее к тете Лике! – услышала она веселый голос Федюши, и вся орава детишек бросилась навстречу к ней.
– Ты больна была? Отчего не ехала? А мы ждали, ждали! Танюша захворала… Кричит все время… Страшно! Доктор ездит, такой важный с очками на носу! Страсть! – докладывали ей со всех сторон ребятишки.
– Милые вы мои… – бегло ласкала их мимоходом Лика, – соскучилась я без вас. Постойте-ка, сейчас к Танюше схожу и вернусь к вам снова.
Она нежно отстранила от себя прильнувшего к ней Федю, кивнула остальным и быстро направилась в комнату Коркиной.
На широкой постели надзирательницы вся красная и пылающая, как огонь, лежала Танюша. Белокурые локоны растрепались по подушке, окружив точно сиянием исхудалое и заострившееся личико больной. Глаза девочки были широко раскрыты и блестели нестерпимым, горячечным блеском. Засохшие губки с трудом выпускали горячее дыхание.
– Тетя Лика… – с трудом произнесли эти губки, и исхудалая, похожая на лапку цыпленка, ручка, с трудом отделившись от одеяла, протянулась к молодой девушке.
– Сокровище мое! – изнемогая от жалости, произнесла Лика, осторожно охватывая исхудалое тельце ребенка.
– Я рада, что ты приехала! Я рада! – лепетала Танюша, – я боялась, что не увижу тебя и князеньку. Я так тебя люблю, тетя Лика, так люблю и вот… вот увидала, наконец.
«Что это? – сознательное предчувствие смерти или так детский лепет у нее?» – подумала тревожно Лика и вдруг, наклонившись над Таней, сейчас только увидела багровые пятна, зловещими кругами выступившие на груди и шейке больной.
– Когда был доктор? – дрожащим голосом спросила она надзирательницу.
– Вчера вечером, Лидия Валентиновна.
– А этого он не видел? – спросила Лика, указывая на пятна, покрывавшие тельце Тани.
Валерия Ивановна, очевидно, сама только что заметила их сейчас.
– Боже мой, заразное что-то у Танюши нашей, – прошептала она в ужасе и тревоге.
– Надо детей отделить… или ее увезти отсюда… Надо весь приют перевернуть вверх дном. Доктора еще позвать, консилиум собрать, что ли, – роняла слово за словом Лика, хватаясь за голову и в волнении дрожа всем телом.
– Сейчас же детей перевести в другое помещение… сию минуту необходимо сделать это. Да.
– Нельзя этого, Лидия Валентиновна, нельзя без княжеского приказания, он сказал, что все сделает сам, не могу действовать без него, – отвечала Коркина, волновавшаяся не менее Горной.