– Хана злая… капризная… непослушная… Хана не слушается madame Веро… Не слушается и papa Гари… Хана дурная девочка. Papa Гари, уезжая нынче до утра, просил Хану учиться по французски с madame Веро – Хана не училась. Просил носить европейские платья, а Хана, лишь только уехал papa Гари, надела кимоно и оби и причесалась по-японски. Отец не любит, когда Хана ходит в своих японских костюмах; papa Гари говорит, что так Хана никогда не привыкнет к русским обычаям, а Хана…
– Разве отец твой уехал до завтра? – с трепетом проговорила Лика в то время, как страх за участь Танюши и остальных детей мучительно всколыхнул душу.
– Да, – ответила Хана, – papa Гари поехал в свою пригородную усадьбу, чтобы приготовить там помещение для деток приюта и перевезти их туда, так как одна малютка там заболела, и papa Гари боится, чтобы болезнь не перешла на других… Надо их отделить, поэтому так сказал и решил papa Гари перевезти их на время в дачу… Но это еще тайна, и там в доме, где живут дети, этого не знает никто, – с важным таинственным видом заключила малютка.
– Какой он предупредительный и добрый, однако! – мысленно подумала Лика. – И из страха огорчить и испугать меня скрыл болезнь моей любимицы Танюши. А я-то что думала, гадкая эгоистка! Я-то и думать забыла о детках моих! – И со стесненным сердцем, смущенная и опечаленная, она прикрыла лицо рукою.
– Что с тобой, мусме? Ты плачешь? – прозвенел снова детский мелодичный голосок у уха Лики, и в ту же минуту две маленькие ручонки обвились вокруг ее шеи.
– Милая златокудрая мусме, – залепетала девочка, – не надо плакать… Хана не любит, когда люди плачут!.. Хана хочет, чтобы все улыбались весело, чтобы всем было радостно. И ты должна радоваться около нас, милая мусме. Ты такая прекрасная, кроткая! У тебя глаза, как океан близь Токио, а волосы точно золотые хризантемы в Дай-Нипон! У наших мусме нет таких волос. Милая мусме, скажи Хане, ведь не ошиблась Хана, ведь это ты придешь сюда к нам и будешь милой подругой Ханы? Да? Ты так похожа на ту, что описывал Хане papa Гари? Ты и есть та чудесная златокудрая волшебница, фея, скажи, мусме, да?
Лика с улыбкой смотрела на девочку, нежно гладя рукой ее черненькую головку.
– Детка моя, – проговорила она, – ты не ошиблась, я скоро поселюсь в вашем доме, буду играть и заниматься с тобою. Буду петь тебе мои песни, буду безотлучно с моей маленькой девочкой. Ведь ты будешь любить меня хоть немножко… хоть в половину того, как ты любишь покойную княгиню mama? Да?
Лика наклонилась к девочке, ласково заглядывая ей в глаза. Мгновенно худенькие ручки Ханы снова обвились двумя тонкими змейками вокруг шеи молодой девушки. Град поцелуев посыпался на щеки, губы, глаза и волосы Лики.
– Мусме моя! Дорогая! Красоточка! Хана угадала сразу тебя! Как взглянула, так и угадала мусме, подружку золотоволосую, синеглазую! Чудная моя! Ах, как Хана будет тебя любить! Как будет слушаться тебя во всем!
И девочка глядела на свою будущую воспитательницу восторженными глазами.
Лика с не меньшей горячностью возвращала милой дикарке ее ласки.
Они сидели, крепко обнявшись, на широкой кожаной тахте в тишине кабинета и разговаривали о близком будущем. Как они славно заживут все втроем: Лика, князь-отец и Хана.
Прошло не менее часа, по крайней мере, пока Лика не поднялась и не объявила своей маленькой собеседнице, что ей пора ехать, что ее ждет больная Танюша, за которой придется ухаживать всю ночь.
– Теперь я уеду, крошка, – проговорила она, обращаясь к Хане, уеду в приют к больной девочке, но скоро вернусь сюда и буду уже безотлучно с тобою. Скажи твоему отцу, когда он вернется, что Танюше стало хуже в его отсутствие и что Лика будет ждать его около кроватки больной. Передашь все в точности, Хана?
– Передам, миленькая мусме.
– Пока, до свиданья, детка!
Лика наклонилась к дикарочке и крепко обняла и поцеловала ее.
Черные узкие глазки Ханы впились в лицо девушки преданным восторженным взглядом.
– Поди сюда, мусме! – прошептала Хана и с торжественным видом потянула Лику к противоположной стене комнаты. Там на большом в натуральный человеческий рост портрет была изображена прелестная молодая женщина с неизъяснимым выражением кротости на болезненном личик, с ангельской улыбкой на губах.
– Мама Кити, княгиня Гари, – прошептала чуть слышно маленькая японочка. – О, как Хана любила ее! Она была добрая, как Кван-Нан и очень баловала Хану. Она все просила Хану: – дочка моя, хочешь, я научу тебя молиться Иисусу христианскому… А Хана все не хотела. И тогда не покорилась Хана, – дитя Дай-Нипон, страны восходящего солнца. Хана боялась прогневить богов и не слушалась mama Кити! Потом Кити зарыли около посольской церкви в землю, положили тяжелую мраморную плиту над нею, насадили розы около, много роз. Как думаешь ты, миленькая мусме, не рассердился русский Бог на Хану за ее упорство и не унес к себе в наказание Кити, ее дорогую mama?