Рогаченко. Валюта горит, конец года…
Дергулин. Нюхают они коров и на часы посматривают… рвутся в магазины. А я: "Товарищи, тут еще два современных коровника, очень интересно!" "Спасибо, огромное спасибо, — говорит старший. — А как тут в городе торговля молоком организована?" Я говорю: "Магазины уже закрыты. Все ушли на фронт!" (Смеется.)
Появляется СВИРСКИЙ, мужчина лет шестидесяти, в темном, плохо отглаженном костюме. Стремителен, говорит быстро. Его сопровождает завхоз РЫЖИКОВ в синем блейзере с ярко-красным платком в верхнем кармане и таким же галстуком.
Свирский. Все готовы к бою? (Смотрит на часы.) Готовы ли к бою, гвардейцы? (Проходит в кабинет, на ходу подписав визы в паспортах у Лидии, все следуют за ним, рассаживаются в креслах.) Вечно, когда еду в МИД, ломается машина! Просто рок какой-то! Слава Богу, ноту вручил… как с приемом? Все готово?
Рыжиков. Нормально. (Мнется.)
Свирский. Ну что? Что у вас? Быстрее! Как это все у нас… посмотрите у них как: эффективно, жестко, но эффективно… ну?
Рыжиков (указывая на мебель). С гарнитуром нужно решать. Посол перед отпуском велел поменять.
Свирский. И меняйте! Ну, что еще? Что? Что?
Рыжиков. Но куда его девать? Куда поставить?
Петушков. Сжечь!
Свирский. Хозяин вы тут или нет? Поставьте в клуб?
Рыжиков. В клуб? Там же дети его изрежут, каблуками истычут…
Петушков. А их — под пулемет!
Рыжиков. Что же это такое? У себя дома вещи не трогают… А на стенах казенных… неудобно говорить… Чем это объяснить, Виктор Сергеевич? Генами? Пережитками? Нашими недоработками? Чем? А когда инвентаризацию проведем?
СВИРСКИЙ рассеянно машет рукой. РЫЖИКОВ, тяжело вздохнув, уходит.
Свирский. Замотался… газеты не успел просмотреть… что там в парламенте? Как реагируют на наши предложения?
Петушков. Трудящиеся разгромили склад с оружием, захвачены банк, почтамт и телеграф…
Свирский. Вы лучше причешитесь, Александр Николаевич, и не перебивайте! Так как?
Строгин. Реакция в целом позитивная! Хвалят!
Петушков. Если враг хвалит, подумайте, товарищи, тысячу раз! И не хвалите тех, кто вас хвалит! И вообще, вы случайно не сочувствуете партии кадетов, Петр Васильевич? Не заслоняли ли вы грудью от пули лидера кадетов Павла Милюкова?
Дергулин (хмыкнув). У нас был Милюков, кадрами заведовал. Очень умный, между прочим, был начальник. Умер, правда.
Свирский. Милюков — это хорошо, а свой раздел к годовому отчету вы написали? Написали или нет?
Дергулин. Так точно, Виктор Сергеевич.
Свирский. Вы мне по существу и поэластичнее… а что там позавчера о нас в газете "Труд" было?
Рогаченко. Что… что… Что там может быть? Раздолбал корреспондент местное правительство, сделал бифштекс! Сказал, что мыслит оно старыми догмами НАТО…
Свирский. Кошмар какой-то! И это называется перестройка! Наша пресса просто словно с цепи сорвалась. Мы тут годами фундамент дружбы можно сказать закладываем, здание возводим, а они… одним махом… тьфу! (Машет горько рукой,)
Дергулин. Это все тот рыжий из "Труда", помните, приезжал? Все мудрил… придумывал, как лягнуть! А ему-то что? Плевал он на фундамент, сидит сейчас, небось, в домжуре… гонорар прокучивает, собака!
Строгим. Что, вы на него напустились? Их журналисты нас грязью марать не боятся, а мы чуть что и сразу хвост поджимаем!
Свирский. Бандит пера, а я его еще кофе вот здесь поил… сукиного сына!
Петушков (невинно). Он еще карате владеет. Мы с ним как-то вечером здесь по улице идем, а он говорит: "Хочешь, я вон ту толстую бабу одним ударом уложу? Отберем деньги и купим три ящика пива!"
Свирский (срываясь). Вот что, Александр Николаевич, если будете так себя вести, все в характеристике отразим! Пользуетесь моей добротой… да посол бы вас за эти замечания… Так вот: никакого приема, нечего вам на этом приеме делать! И вообще — вы стажер! Понимаете, стажер? Черт знает что ляпаете! А вы, Петр Васильевич, тоже эдакое нейтральное лицо не делайте, он у вас в подчинении, с вас тоже спрос! Нет, товарищи, так невозможно работать, это просто черт знает что… это… (задыхается от гнева).
Входит РЫЖИКОВ.
Рыжиков. Виктор Сергеевич, лангусты под каким соусом подавать?