Нужно было торопиться, скоро сюда нагрянет полиция. Когда Севастьянов переносил детей, двигатель космолета взревел: через две минуты он взлетит и направится к орбите Земли. Но Старичок не доберется до орбиты, сгорит при прохождении через атмосферу – Сергей отключил защиту с помощью специального кода. Все подумают, что они погибли, – что – Севастьянов спятил, выкрал детей и решил улететь с ними в неизвестном направлении на старом космолете, а по пути они все сгорели в атмосфере. Всё. Финита ля комедия. Дети – объекты Конвертория, и – полиция не будет рыть носом землю, чтобы выяснить правду. Версия с гибелью устроит всех. И руководство Конвертория – Севастьянов теперь не сболтнет ничего лишнего, что может навредить репутации заведения. И полицию – преступник установлен, погиб по своей вине, ущерба нет: объекты все равно должны были пойти в Разделочную. И «возмущенную» общественность – справедливость восторжествовала, ну а для объектов, возможно, так даже лучше – быстрее и гуманнее.
Надо только выждать время. Все деньги – и вырученные за квартиру, и доставшиеся от отца по наследству, – он, по указанию Тарханова, путем серии транзакций отдал за свою новую личность, детские документы и маленький домик на берегу озера в лесной глуши Карелии. Возможно, они не доберутся туда и погибнут, но, по крайней мере, умрут обычной человеческой смертью.
Севастьянов закрыл дверь бомбоубежища, заблокировал ее и обернулся: на него смотрели шесть пар испуганных глаз.
Два месяца спустя ночную тишину в квартире Лили Крыловой разорвал громким дребезжанием старый медицинский мессенджер, валявшийся в ящике прикроватной тумбочки и давно не используемый по причине зам. Лиля, спросонья не сразу сообразив, что происходит, с удивлением нащупала мессенджер в ящике и на поцарапанном экране прочла:
Белоснежке от семи гномов: мы в домике.
Лиля засмеялась, затем уткнулась лицом в подушку и от радости и облегчения разрыдалась. Последние два месяца она сходила с ума от неведения. Власти официально сообщили о гибели Севастьянова и пяти объектов из Конвертория, захваченных им на почве нервного срыва из-за проблем в семье. И хотя Лиля знала, что таков и был план, все же отсутствие вестей от Сергея не на шутку ее тревожило. Но теперь все кончено. Этот замечательный мир безотходного потребления больше не имеет над ними власти: они станут «неучтенными объектами» – так ведь это называется в законе?
Лиля вытерла слезы и стала искать номер Тарханова.
Сухо, господин робот! Александр Свирин
Выдержка из лог-файла D2089-15-07.rlf – 1
Редактор говорит:
– Сухо, господин робот!
«Интеллект-1» обращается к «Фонду» с целью найти значение слова «сухо». Ответ «Фонда»: «Сухо – не мокро, лишено влаги».
Я говорю:
– Вы совершенно правы. В моём рассказе нет ни капли влаги, поскольку влага – материальное понятие, а рассказ – информационное. Но даже если распечатать его на бумаге, жидкость ему только повредит.
Редактор качает головой с закрытыми глазами. Анализ лица показывает: он чем-то огорчён.
Редактор говорит:
– Это иносказание, понимаете? «Сухо» ещё может означать «скупо, лаконично, лишено красок», в особенности, когда речь о литературе.
«Фонд» сохраняет это определение и добавляет его к уже имеющемуся. Я воспроизвожу рассказ в памяти, чтобы заново проанализировать ввиду новых данных.
«Я – робот ТСШП-09, серийный номер 03474859, или просто пятьдесят девятый, как зовёт меня хозяин. Я работаю в мастерской компании «Торенофф», занимаюсь ремонтом различных видов техники. Я знаю о технике всё, по крайней мере, то, что заложено в мой «Фонд». Он содержит сто пятьдесят две тысячи триста восемьдесят шесть инструкций, мануалов, технических карт и спецификаций. Мой «Базис» настроен таким образом, что, закончив ремонт какого-нибудь механизма, я испытываю чувство, сходное с тем, которое люди называют счастьем…»
Редактор говорит:
– Вот, например, вы тут пишете: «занимаюсь ремонтом различных видов техники». А можно же было написать: «ремонтирую разную технику». Уже гораздо лучше и проще звучит, не находите? Или вот: «испытываю чувство, сходное с тем, которое люди называют счастьем». Это же вообще кошмар. Почему бы не сказать: «Я счастлив, когда ремонтирую очередной механизм»? Сударь, у вас вообще нет слуха!