Что касается Альфреда Мосса, то его фотокарточка еще четыре года фигурировала в полицейских бюллетенях.
Однажды ночью в маленьком цирке, скитавшемся по деревням на севере Франции, повесился невзрачный клоун, и только изучая найденные в чемодане бумаги, жандармерия установила его личность.
Драгоценности графини Панетти так и оставались в «Кларидже», запертые в сданных на хранение чемоданах, а умерший от пьянства сапожник с улицы Тюренн так и не признался, что это он написал анонимное письмо.
Элери Квин
ОДНИ ШПИОНЯТ, ДРУГИЕ УБИВАЮТ
Перевод В. Н. Моргунова с издания Попьюлэр Лайбрэри, Нью-Йорк, 1966.
Некто по имени Уолтер Ингрэм с трудом пробирался сквозь густую толпу послеобеденного Манхэттэна. Проникнув в здание отеля «Америкэн-националь» на 52-й улице через вращающуюся дверь бокового входа, он вздохнул с облегчением. В прохладном от кондиционера вестибюле Ингрэм на мгновение задержался, чтобы промокнуть потный лоб и шею носовым платком.
Быстрый взгляд Ингрэма, скользнув по вестибюлю, остановился на входе в коктейль-бар. При мысли о пиве во рту у него собралась слюна. Но он решил не поддаваться искушению. В баре было много народу.
Не привлекая к себе внимания, он направился к стойке администратора. Когда человек, стоявший впереди, удалился вместе с посыльным, Ингрэм обратился к клерку:
— Я — мистер Ингрэм из номера 19-0-4. У вас есть для меня корреспонденция?
Клерк поднял глаза и посмотрел на Ингрэма: необычное произношение невольно привлекло его внимание. Ингрэм походил на англичанина, одного из тех неприметных парней, которые обычно ходят с трубкой. Но акцент выдавал его. Это была гортанная речь уроженца северо-западной Европы.
Клерк заглянул в ячейку № 1904:
— Сожалею, сэр.
— Вы уверены?
— Можете посмотреть сами, сэр. Здесь пусто.
— Может быть, вы ошиблись ячейкой?..
Клерк посмотрел на людей, нетерпеливо переминавшихся с ноги на ногу позади Ингрэма.
— Вы будете у себя в номере, сэр?
— Да.
— Мы немедленно вам сообщим, когда придет почта.
Ингрэм направился к лифту, поднялся на девятнадцатый этаж, открыл дверь своего номера и сразу почувствовал, что рядом кто-то есть. Он услышал легкий шорох и, мгновенно похолодев, заметил неясные очертания фигуры и блеск металла в опускающейся сверху руке. Ингрэм попытался защититься от удара, но было уже слишком поздно. Удар оглушил его, рукоятка револьвера рассекла голову. Кровь брызнула из раны и потекла по лицу. Из легких вырвался дикий хрип.
Жажда жизни заставила Ингрэма невероятным усилием сохранить равновесие и попытаться уйти от убийцы. Но мощный удар в затылок сбил с ног, затем последовал еще один — и черная бездна поглотила его…
Пит Маскари, улучив момент, втиснул свое такси в поток автомашин на 52-й улице. Взглянул в зеркало, и на его лице появилась улыбка: эту молодую пару он подобрал в аэропорту Кеннеди. Прелестная блондинка и молодой человек с четко обозначенными чертами лица, немного похожий на старшего сына Пита, служившего во флоте. Букет, приколотый к платью девушки, немного завял после долгого перелета. Ее глаза светились счастьем. Молодые люди держались за руки.
Впереди замаячил зеленый навес отеля, на нем белыми буквами было выведено: «Америкэн-националь». Пит вплотную подкатил к бордюру. Чувство причастности к счастью молодоженов наполнило теплом его сердце. «Чаевых брать не буду», — решил он.
Он направил машину к тому месту, где стоял швейцар и вдруг что-то ударилось о капот. Это «что-то» издало такой звук, которого Пит не слыхал со времен войны в Корее. От удара машину даже подбросило. Переднее стекло проломилось и в образовавшуюся дыру влетела бесформенная смесь костей и мяса, истекающая кровью. Это все произошло за какие-то доли секунды. А тут еще Пит увидел лицо. Даже не лицо, а то, что им когда-то было. Одна сторона его была совершенно раздавлена. Изувеченное тело наполовину застряло в проломленном капоте машины, наполовину — в кабине.
Пит выскочит из машины, но споткнулся и упал. Поднялся на колени, и снова был сбит стремительным напором убегающих куда-то людей. Женский каблук впился ему в руку, он закричал от боли, отполз в сторону. Натолкнувшись на бетонный столб, обхватил его руками и с трудом встал на наги.
Он оказался на другой стороне улицы. Стоял невообразимый шум. Посреди улицы одна женщина упала в обморок. Чтобы не наехать на нее, чей-то автомобиль резко взял в сторону и врезался в другой. Наконец в общем хаосе прорезался тонкий вой полицейской сирены.
Инспектор Мэйслин из главного полицейского управления как раз поглощал поданный ему завтрак, когда в комнату вошел капитан Тим Корригэн.
Мэйслину было шестьдесят лет, но выглядел он на сорок пять. Его внешность всегда изумляла Корригэна.
Инспектор поднял вилку в знак короткого приветствия.
— Как дела, инспектор? — спросил Корригэн.
— Как обычно, — проворчал Мэйслин. — Садись Тим. Будешь пить кофе?
— Нет, благодарю.
Корригэн сел, комфортабельно разместив свои 180 см роста в тяжелом кресле рядом со столом Мэйслина. Одевался он в стиле Мэдисон Авеню, и больше походил на молодого демонстратора, рекламирующего модные рубашки и костюмы, чем на сотрудника Нью-Йоркской полиции. Он был единственным человеком в департаменте, носившим повязку на глазу по особому разрешению некоего влиятельного лица, предпочитавшего одноглазого сотрудника множеству других, обладающих полным комплектом всяческих достоинств. Свой левый глаз он потерял в Корее, где не только воевал, но и работал на секретную службу.
Инспектор Мэйслин считал его незаменимым для всякого рода особых поручений, особенно для тех, которые называли расследованием странных случаев. Но Корригэн был не только мозговым центром. Пиратская повязка на глазу словно ожесточила его. Корригэна знали все, однако те, кто знал его лучше других именно как детектива, частенько оказывались в больнице.
Мэйслин швырнул свою салфетку на поднос, зажег первую с утра сигарету. Сквозь колечки дыма он внимательно изучал Корригэна своими холодными, как сердце бухгалтера, глазами. Мэйслин когда-то начинал карьеру вместе с отцом Тима Корригэна.
— Как дела, Тим?
— Ничего особенного. Вчера ночью мы надели ошейник на братьев Уилкерсон. Они допустили оплошность, выбравшись из своей норы и отправившись в притон на Восьмой Авеню. У бармена имелся номер моего телефона.
— Какие-нибудь проблемы?
Корригэн пожал плечами.
— Рокки сейчас в больнице с пулевым ранением, ничего страшного. Реймонд уже позавтракал за решеткой. Что касается убийства девочки-подростка, которую он изнасиловал, то, думаю, он ее задушил.
Мэйслин качнулся вперед и вынул из стола пачку бумаг.
— Ты уже читал утреннюю сводку?
— Еще нет. Я пришел прямо сюда.
— У нас тут есть один кандидат, с которым не все ясно, — сказал инспектор. — В регистрационном журнале он записан под именем Уолтера Ингрэма. Ребята из полицейского участка квалифицировали это как самоубийство. Ингрэм, по всей вероятности, вышел из своего номера на девятнадцатом этаже отеля «Америкэн-националь», использовав окно вместо двери, и к тому же забыл парашют. Он приземлился на капот и переднее стекло такси. Парочка молодоженов наняла эту тачку в аэропорту Кеннеди. Они рассчитывали эффектно провести медовый месяц в большом городе. Однако невеста пережила такой стресс, что ее отправили в больницу.
— Ребята из участка, наверное, не зря приписали этому Ингрэму самоубийство, — сказал Корригэн. — В чем тут дело?
— В его номере нашли записку. Обычная история, «прощай — жестокий — мир — я — не — в — силах — больше — этого — выносить».
Записка от руки печатными буквами на кусочке гостиничного бланка. На маленьком столике в комнате лежала куча таких бланков.
— Печатные буквы от руки? Странно…
— Это еще ничего не значит. Они на все способны в припадке душевного расстройства, решая покончить с собой. Может быть, этот писака Ингрэм захотел как можно разборчивее изложить свое послание.