— Вы собираетесь его принять?
— Сама не знаю. Я так устала.
— Хотите, я прикажу ему оставить вас в покое?
— Хотя бы на сегодняшний вечер!
— До свидания.
Она тоже попрощалась, а он, тяжело ступая, направился к бывшему инспектору нравов. Приблизившись к нему, он заметил, что двое молодых репортеров разглядывали их сквозь витрину «Вогезского табака».
— Смойся отсюда!
— Почему?
— Просто так. Потому что у нее нет ни малейшего желания, чтобы ты беспокоил ее сегодня. Понял?
— Почему вы злитесь на меня?
— Просто мне не нравится твоя физиономия. И, повернувшись к нему спиной, он, сообразно сложившейся традиции, вошел в «Гран-Тюренн» пропустить стакан пива.
Часть третья
Мегрэ пришел пораньше. Его часы показывали полдевятого, когда он вошел в кабинет инспектора. В тот же момент Жанвье, сидевший на столе, спрыгнул с него и спрятал газету, которую читал вслух.
Там было пять или шесть молодых инспекторов, и они ждали, пока Люка определит им задание на день. Они избегали смотреть на комиссара и с трудом сдерживали усмешки. Они не могли знать, что эта статья позабавила его так же, как и их, и что именно для их удовольствия он напустил на себя такой хмурый вид.
На первой странице над тремя колонками стоял заголовок: «Злоключения мадам Мегрэ».
Приключение, происшедшее с женой комиссара на Анверс-сквере, расписывалось в мельчайших деталях. Отсутствовала только фотография самой мадам Мегрэ с ребенком, которого ей так бесцеремонно навязали.
Комиссар толкнул дверь к Люка. Тот тоже читал статью, но у него были основания воспринимать ее более серьезно.
— Я надеюсь, вы не думаете, что инициатива исходит от меня? Сегодня утром, развернув газеты, я был ошарашен. В самом деле, я ведь ни с кем из репортеров не разговаривал. Вчера, вскоре после нашего разговора, я позвонил Ламбалю в 9-й округ и рассказал ему эту историю, не упоминая, конечно, вашу жену, и поручил ему отыскать то такси. Кстати, он только что звонил, шофера уже нашли, правда, совершенно случайно. Он послал его к вам. Через несколько минут будет здесь.
— Был ли кто у тебя, когда ты звонил Ламбалю?
— Возможно. Тут всегда кто-нибудь да есть. Кроме того, наверняка дверь в кабинет инспекторов была открыта. Но страшно подумать, что у нас происходит утечка информации.
— Вчера я еще сомневался. Утечка началась 21 февраля, потому что ты только собирался идти с обыском на улицу Тюренн, а Филипп Лиотард уже был осведомлен.
— Но кем?
— Я не знаю. Но непременно кто-то из управления.
— Вот почему к моему появлению чемодан исчез.
— Более чем вероятно.
— В таком случае, почему же они не избавились также и от костюма с пятнами крови.
— Может быть, они об этом не подумали или расценили, что происхождение пятен установить нельзя? А может, у них просто не хватило времени?
— Вы хотите, чтобы я допросил инспекторов, патрон?
— Я сам займусь этим.
Люка еще не закончил разбирать почту на длинном столе, который служил ему вместо письменного.
— Интересного ничего?
— Пока не знаю. Кое-что придется проверить. Несколько сообщений, касающихся именно чемодана. В одном анонимном письме говорится, что никуда с улицы Тюренн он не делся, а мы наверняка слепые, раз не могли найти его. В другом сообщается, что вся загвоздка в Конкарно. А в письме, написанном убористым почерком аж на пяти страницах, достаточно убедительны рассуждения, что, дескать, правительство специально раздуло дело, чтобы отвлечь общее внимание от роста стоимости жизни.
Мегрэ прошел в свой кабинет, снял шляпу и пальто, несмотря на теплую погоду, набил углем единственную оставшуюся на набережной Орфевр печь, которую он с таким трудом отстоял, когда делали центральное отопление.
Приоткрыв дверь кабинета инспекторов, он позвал маленького Лапуанта, который только что пришел.
— Садись.
Он старательно прикрыл дверь, два или три раза прошелся по комнате, с любопытством поглядывая на него.
— Ты честолюбив?
— Да, господин комиссар. Я хочу сделать такую же карьеру, как и вы. В общем я человек с претензией.
— Твои родители богаты?
— Нет. Мой отец — служащий в банке у Мелана, ему с трудом удалось меня и сестер прилично воспитать.
— Ты влюблен?
Он не покраснел и не вздрогнул.
— Нет. Пока нет. У меня еще все впереди. Мне только двадцать четыре, и я не хочу жениться, пока не достигну устойчивого общественного положения.
— Ты живешь один?
— К счастью, нет. Моя младшая сестра Жермена тоже в Париже. Она работает в издательстве на левом берегу и по вечерам находит время приготовить мне поесть. Так экономнее.
— Есть ли у нее дружок?
— Ей только восемнадцать лет.
— Когда ты ходил на улицу Тюренн в первый раз, ты сразу же вернулся оттуда?
Он внезапно покраснел и долгое время колебался, прежде чем ответить.
— Нет, — признался он наконец. — Я был так горд и счастлив, что кое-что нашел, поэтому поймал такси и поехал на улицу Бак поделиться радостью с Жерменой.
— Ну хорошо, малыш. Спасибо.
Дрожа и волнуясь, Лапуант никак не мог уйти.
— Почему вы меня спрашивали об этом?
— Здесь я спрашиваю, не так ли? Позже, может, и наступит твоя очередь задавать вопросы. Ты был вчера в кабинете бригадира Люка, когда он звонил в 9-й округ?
— Я был в соседнем кабинете, и дверь была открыта.
— В котором часу ты разговаривал со своей сестрой?
— Откуда вы знаете?
— Отвечай.
— Она заканчивает работу в пять часов. Как обычно, она подождала меня в баре «Башенные часы», и, перед тем как уйти, мы выпили аперитив.
— Ты не расставался с ней вечером?
— Она ходила в кино с подружкой.
— Ты видел эту подружку?
— Нет. Но я ее знаю.
— Это все, иди.
Он хотел было как-то объясниться, но тут доложили, что явился шофер такси. Это был внушительных размеров мужчина, лет пятидесяти, который в молодости наверняка поработал кучером. Судя по одышке, он пропустил несколько стаканчиков вина, чтобы заглушить страх перед визитом.
— Инспектор Ламбаль велел мне явиться к вам по поводу той дамочки.
— А как он узнал, что это ты ее возил?
— Обычно я стою на площади Пигаль. И вот вчера вечером он опрашивал тамошних таксистов, среди них был и я. Вот я ему и рассказал.
— В котором часу? Где?
— Это было где-то около часа. Я только что пообедал в ресторане на улице Лепик. Моя машина стояла напротив дверей. Я видел, как из отеля напротив вышла парочка, и женщина тут же направилась к моему такси. Она, казалось, была разочарована, увидев на сиденье лишь черную фуражку. Я допил свой кофе, поднялся и, переходя улицу, крикнул, чтобы она подождала.
— Как выглядел ее спутник?
— Низенький толстяк, очень хорошо одет и с виду иностранец. О возрасте точно не скажу, но где-то между сорока и пятьюдесятью: я его особенно не разглядывал. Он повернулся к ней и заговорил на иностранном языке.
— На каком?
— Не знаю. Я из Пантина и никогда не разбирался в чужих языках.
— Какой адрес она назвала?
— Она была нервной и нетерпеливой. Сначала велела подъехать к Анверс-скверу и приостановиться. А сама все выглядывала из-за занавески. «Остановитесь на минуточку, — сказала она, — и как только я скажу, сразу же трогайтесь». Она кому-то помахала. Полная женщина с ребенком бросилась к ней. Дама открыла дверцу, подхватила малыша и приказала мне ехать.
— У вас не создалось впечатление, что это похищение?
— Нет, она ведь разговаривала с той дамой. Правда, недолго. Только несколько слов. Да и для той это было вроде как облегчение.
— Куда вы доставили мать и ребенка?
— Сначала к выездным воротам Ноелли. Там она спохватилась и попросила отвезти их на вокзал Сент-Лазар.
— Там они вышли?
— Нет. Она остановила меня на площади Сент-Огюстен. Тут я попал в затор и в зеркало заднего вида заметил, как она остановила другое такси, «городское», однако рассмотреть номер я не успел.