Гиперзвуковой «экспериментальный летательный аппарат» Х-90, Россия. Длина — 12 м. Дальность пуска — 3 000 км, скорость полета — 4—5М
В США с 1998 года реализуется программа ARRDM по созданию гиперзвуковых ракет класса «воздух-земля» и «корабль-земля». Согласно расчетам, ракета со скоростью 8М тех же размеров, что и AGM-86, пролетит 1 400 км всего за 12 минут, а при столкновении с целью обеспечит большие глубину проникновения и разрушительное действие.
«Крыла» в строгом значении этого слова у такой ракеты уже может и не быть. На этих скоростях хватает подъемной силы, действующей на корпус, которому придается соответствующий профиль. Так, корпус прототипа ракеты фирмы «Боинг» выполнен по схеме «волнолет» — для создания подъемной силы используется поток за ударной волной, порождаемой при гиперзвуковом полете. Рассматриваются комбинированные двигательные установки (в СССР ракету Х-31 с комбинированным прямоточным двигателем создали уже в 1980-е годы), установки изменяемого цикла — ракетно-прямоточные, турбопрямоточные. Высокие скорости способствуют реализации и такой идеи, как ионизация обтекающего ракету потока воздуха, электромагнитное управление потоком и создание плазменного шлейфа, снижающего заметность ракеты.
Займут ли гиперзвуковые аппараты место в ряду стратегических крылатых ракет или станут маневрирующими боеголовками баллистических ракет — вопрос недалекого будущего. В любом случае поиски нового облика крылатых ракет большой дальности идут весьма активно.
Семен Федосеев Иллюстрации Михаила Дмитриева
Мом Его Высочества Альберта
Человеку дано довольно много способов обессмертить свое имя. К одному из них прибег Его Высочество Альберт I, владетельный принц — или князь, если вам больше нравится русское слово, — Монакский, который в самом начале прошлого столетия воздвиг себе памятник посреди собственных владений. Вполне рукотворный. Скажете, что это обычное дело? Что подобное доступно любому тщеславному правителю, вздумавшему прославиться в веках?
Тут вопрос в том, какой памятник. Страстный любитель науки о море, путешественник и меценат, Альберт оставил после себя не статуи и мемориалы в свою честь, не дворцы и поместья (хотя, разумеется, и этого добра у его потомков хватает), а общедоступный замок на вершине скалы — Монакский океанографический музей. Первый в Европе и доныне один из самых популярных, он открывает богатства и парадоксы нептуновой стихии всем, кто пожелает.
Теперь многие из приезжающих на лучший курорт Французской Ривьеры — поваляться ли на пляже Lavrotto, сыграть ли партию в Гольф-клубе или попытать удачи в Казино — заходят в MOM. Только зрители местного этапа «Формулы-1» лишены этого удовольствия: в течение тех дней — единственных в году, — пока он длится, музей отчего-то не работает. А в остальное время — приглашает на увлекательную прогулку по залам и подземельям — по оригинальным лабиринтам его выставочной политики и стратегии...
Фасад музея, обращенный к Лигурийскому морю, считается основным, но через него попасть в здание нельзя
Даже сугубо композиционно — господствующее положение в панораме города занимает «замок», архитектурный шедевр, словно бы врезанный в крайний Монакский мыс (или, наоборот, вырастающий из него, как человеческий торс из лошадиного крупа кентавра). «Океанографический музей Монако выглядит словно величественный фрегат на вечном приколе — фрегат, хранящий в своих трюмах все сокровища всех глубин. И построил я его как залог союза и сотрудничества всех ученых всех стран мира», — не без гордости говорил Альберт I (1848—1922).
Тогда, в «докустовскую», «доакваланговую» эпоху, океанографическая наука находилась на стадии активного сбора первичного материала. Из портов Европы — впервые в истории мореплавания — выходили десятки экспедиционных судов, чьи капитаны стремились не вперед (в бой, на поиски новых земель…), а вглубь. Настала пора вырвать у третьей стихии планеты Земли ее волнующие (и, несомненно, полезные для человека!) тайны, так же как вырывались они уже в те годы у джунглей Африки и Южной Америки. Изобретались диковинные приборы для глубоководной рыбной ловли (не продажи ради, а научного интереса для), измерения давления и иных параметров, препарирования биологических образцов, замеров состава воды и прочее, прочее. Все эти приборы можно видеть теперь в музее.
Памятник Альберту I расположен в парке справа от МОМа (со стороны суши)
Принц Монакский был, как сказали бы современные молодые люди, фанатом океанических исследований. Он провел в море значительную часть своей долгой жизни. Участники умело сколоченных принцем экспедиционных команд открыли, к примеру, явление анафилаксии (аллергической реакции, изученной благодаря экспериментам с ядом сифонофоры Португальский кораблик /Physalia physalis/), и получили за это в 1913 году Нобелевскую премию по физиологии. Они поймали, классифицировали и препарировали тысячи небезразличных науке морских организмов. Установили закономерности перемещения планктона в слоях вод… В общем, им было чем гордиться. И что показать любознательным современникам. Они всецело пропитались духом своей эпохи, которую вполне можно было бы назвать «жюльверновской». Это была эпоха безграничного доверия к разуму, который, как считалось, единственно способен устранить все несовершенства мира и привести цивилизацию к наилучшему устройству. Каков же аппарат, при помощи которого будет достигнута эта сияющая вершина? Разумеется, наука…
Эти мечты были жестоко прерваны Первой мировой войной, а Второй — окончательно разбиты. Человечество сильно разочаровалось в прямой связи разума и блага. Но как бы то ни было — музей стоит, он прекрасен и привлекает сотни тысяч посетителей.
Введение в музей
Не успели в 1905 году заложить первый камень в основание музея, как Альберт назначил естествоиспытателя Жюля Ришара директором еще не существующего заведения. Принцу не терпелось явить миру вырванные у океана чудеса. Богатейшая (и по сей день) океанографическая библиотека МОМа тоже появилась за несколько лет до его открытия — монарх начал комплектовать ее из своего частного собрания. Экспонаты же будущих залов перемещались в строившийся замок по мере его роста — этаж за этажом.
Дело шло хорошо, несмотря на мировые катаклизмы, войны и даже кончину Альберта I в 1922 году. Но в процессе рутинной работы между наследниками музейного дела, завещанного им принцем, обнаружилось некое если не противоречие, то разделение на два «мира»: на «консерваторов» и «экспериментаторов». Или на «рыбоводов» и «хранителей», если угодно.
У Коморских островов, где водится латимерия, Альберт не бывал. Данный экспонат был передан в дар МОМу позднее
Примечательно, что членение это ныне закрепилось даже пространственно, в логике экспозиции. Словно в древней мифологии, МОМ состоит из нижнего и верхнего миров, только здесь все наоборот (что естественно, ведь посвящен этот храм океану, зеркальному по отношению к суше). Пространство выше уровня земли — владения заспиртованных коллекций, чучел, приборов. Словом, природы хотя и живописной, но неживой. В подземном же царстве бьются тысячи сердец. Точнее — более шести тысяч сердец морских тварей. Жизнь здесь шлепает хвостами, шевелит щупальцами, поглощает пищу, носится в вечной круговерти по девяноста большим и маленьким (емкостью от 450 000 до 100 литров) водным резервуарам…
Как и полагается в настоящей мифологии, «миры» несхожи и во многих образах даже полярны.
Внизу всем заправляют мсье Пьер Жиль и его команда из одиннадцати с половиной подтянутых, жилистых, довольно суровых с виду (пока не улыбнутся, что, впрочем, случается часто) мужчин с дипломами профессиональных водолазов (курьезная цифра 11,5 означает, что один из них работает на полставки).