Экспозиция Зала Кита 7 лет назад полностью изменилась, но скелет финвала под потолком остался
Наверху самый яркий персонаж — куратор зоологических коллекций Мишель Брюни, застенчивая и хрупкая девушка, которая досконально знает альбертовское и постальбертовское собрание — причем не только «вершину айсберга», выставленную на двух наземных этажах, но и поистине несметные богатства запасников. Она способна с ходу выдать полное научное определение любой выцветшей раковины и сообщить, когда и при каких обстоятельствах та попала в музей.
Зеркальная симметрия двух музейных территорий соблюдается даже в том, что у нижнего мира есть свой «поднижний» — лаборатория, или, вернее, питомник, где под руководством опытного Жиля выводятся новые поколения рыб и каракатиц, растут в искусственных условиях (уникальный случай!) кораллы и происходит немало иных чудес. А у верхнего — свой «надверхний»: крыша-терраса с ручными альбатросами и рестораном.
Есть, конечно, и другие факторы, незримо объединяющие Аквариум с экспозицией, как курьезные (например, ни там, ни там не работают автоматы для продажи прохладительных напитков), так и формальные, структурные: весь музей подчинен одному директору — соратнику покойного Кусто профессору Жану Жоберу. И все-таки у Аквариума и экспозиционной части — разные стили работы, разные декорации, разная музейная философия. Конечно, они дополняют друг друга, но все же речь идет — почти в буквальном смысле — о небе и земле…
Верхний мир
Рано утром, торопясь «на встречу с неведомым» и даже забыв в спешке фотоштатив, мы легко находим дорогу к Храму моря. В маленькой городской агломерации Монако — Монте-Карло он почти отовсюду виден. Правда, идти приходится дольше, чем рассчитываешь. Подниматься из портового района к вершине по крутому серпантину довольно тяжело (это потом мы узнаем, что туда, как и повсюду в Монако, можно добраться на лифте сквозь толщу скалы, не говоря уже об обычном автобусе).
Тем не менее корреспонденты «Вокруг света» оказываются здесь далеко не единственными энтузиастами. Музей еще не открыт, а у парадного входа толпится публика. И мы потихоньку вливаемся вместе с нею в его прохладные недра. И только внутри решаем отделиться от основного потока посетителей, который первым делом устремляется в Аквариум (надо сказать, что там публики всегда больше), и взойти по мраморной лестнице наверх, туда, где альбертовский дух веет особенно явственно.
Зал физической океанографии, официально переименованный три года назад в Зал Альберта I, в этот час еще полон чинной тишины, но удивляет не она, а ощущение легкой корабельной качки, которое здесь возникает. Трудно сразу сказать, откуда оно берется. То ли оттого, что большие выставочные «саркофаги» с десятками ящиков похожи на старинные палубные конструкции. То ли потому, что хребет кита в центре экспозиции образует нечто вроде системы мачт. То ли из-за того, что на экране под хребтом без остановки идет фильм о подвигах принца на морях (склеены в единую «эпопею» все сохранившиеся хроникальные кадры) и это создает эффект постоянного движения. Ну, а дополняет гипнотическую картину скромный уголок, будто перенесенный в Монако из Музея восковых фигур мадам Тюссо, — скрупулезная реконструкция лабораторной каюты, оборудованной некогда на яхте «Ласточка-2», с раскиданными по столам рукописями, с батареями заспиртованных организмов в колбах, разным научным инвентарем и, конечно, с восковыми фигурами «героев» — Альберта, доктора Ришара, их помощников…
Экспозиция Зала Кита 7 лет назад полностью изменилась, но скелет финвала под потолком остался
Долгая, состоящая отнюдь не только из погонь за китами и борьбы со штормами, а подчас даже нудная с виду деятельность команды — кропотливый сбор и изучение разных морских «жучков» и «паучков», постепенное расширение возможностей практической океанографии, выуживание тайн со все больших глубин — и составляет смысл коллекции, представленной в Зале физической океанографии. Потому зал и заставлен подчас невзрачными на вид экспонатами, способными, однако, привести в восторг настоящего знатока. Экипажу большого корабля ни до чего не было дела, кроме как до каждой капельки воды, каковую можно изучить под лупой или микроскопом и обнаружить в ней новые удивительные объекты для исследования. Этот аналитический дух зал сумел сохранить подобно древнему воздуху в камерах египетских пирамид. Атмосфера и стала главным экспонатом помещения. Впечатление такое, что она настраивает на торжественный лад даже детей, которые, насмотревшись на рыбок в Аквариуме, потихоньку начинают подниматься сюда.
Однако если Зал физической океанографии есть плавучая лаборатория принца Альберта, то его сосед по второму этажу — без сомнения, гостиная.
Публика пересекает разделяющий их холл — и вот перед ней просторное помещение, прозванное музейщиками (по правде говоря, не слишком удачно) Залом Кита. В виду, очевидно, имеется скелет гигантского двадцатиметрового финвала под потолком, организующий экспозицию. Но считаться отличительным признаком экспозиции он не может по той простой причине, что киты в МОМе развешены, расставлены и разложены повсюду — большие, маленькие, в виде чучел, скелетов, моделей, наглядных пособий… Начиная с целой галереи касаток, нарвалов и гринд, пойманных лично принцем, до трогательной электронной иллюстрации набора веса новорожденным китенком (вид Balaenoptera physalis). Постоянно сменяющиеся цифры на электронной таблице показывают: если бы этот «малыш» родился сегодня (каждые сутки счет обновляется) в час ночи с весом 2 тонны, то сейчас, в 15.45 по монакскому времени, он уже достиг бы массы в 2 т 53 кг 170 г. Навскидку он прибавляет примерно по грамму в секунду.
Дополняет интерьер «охотничьей гостиной» подлинная китобойная лодка принца. Табличка уверяет, что нужна она была Альберту для экспериментальной ловли кашалотов (изучение их знаменитых спермацетов актуально до сих пор)… Но, утверждая, будто принц преследовал животных лишь ради новых знаний, музейщики немного кривят душой и сами косвенно в том признаются самим экспозиционным построением «китового» Зала. Всякий человек, даже поверхностно сведущий в европейской литературе и истории, сразу признает: если в левой части МОМовского второго этажа живет принц-экспериментатор, то здесь — спортсмен и охотник (термины практически идентичные на рубеже ХIX и ХХ столетий). Вспомните хотя бы гостиную лорда Джона Рокстона из «Затерянного мира» Конан Дойла, увешанную медвежьими головами, тигровыми шкурами, бивнями слонов, резцами капибар и прочей экзотикой, добытой просто так, риска и забавы ради. Охота в аристократическом кругу той эпохи была не только блестящим, но и обязательным атрибутом образа жизни.
Серьезность и высокий научный пафос второго МОМовского этажа эффективно снижает первый. Здесь вы не дождетесь торжественной тишины и не встретите пожелтевших страниц, исписанных мудреными текстами с обильными вкраплениями латинской терминологии. Здесь вам будет предложено чистое и доброе развлечение. Буквально каждые пятнадцать минут по внутренней трансляции бодрый женский голос призывает публику на то или иное действо — то фильм посмотреть, то в анимации поучаствовать.
Отступление I
Способы «оживить» экспозицию могут быть самые разные. Например, три раза в неделю, если позволяет погода, проводится единственное в Европе интерактивное представление под названием «Прямая связь с водолазами» — изобретение и гордость «главного аквариумиста» Пьера Жиля. Принадлежащий музею небольшой катер под названием «Физалия» выходит в Монакскую бухту с ныряльщиками на борту. Те, собственно, призваны не зрителей развлекать, а делать нужное дело: «патрулировать» Монакский морской заповедник, раскинувшийся прямо под «музейной» скалой, брать различные пробы, иногда, если требуется, проверять машины для забора аквариумной воды и тому подобное. Так вот, Жилю пришло в голову, что при помощи не такой уж сложной современной техники их можно снимать за работой, а изображение вместе со звуком транслировать прямо в конференц-зал. Публика видит и слышит водолазов, которые подробно объясняют ей свои действия, а те слышат ее вопросы. Получается увлекательное — особенно, конечно, для детей — общение.