— Это великий грех, — сказал Фернандо.
— Куда спешишь, русо? — усмехнулся Маиоло. — Она придет сама и сделает все как надо. Не надо спешить, русо.
— Рассматривай задницу шлюхи и молчи! — зашипел на брата Пабло. — Никто не должен знать, что с нами он!
— Какое это имеет сейчас значение? — удивился Маноло. — Вы слышите?
Снаружи по броне скребли сухие виноградные лозины. Маноло убедился, что все слышали, и сказал:
— Я прошу тебя, брат, не называй так эту женщину! Считай, что это моя жена. Я дал обет: останусь жив, найду ее и женюсь на ней!
— Вонючий ты козел! — шикнул на брата Пабло.
У Маноло задрожали плечи. Он стал смеяться, все громче и громче.
— Тихо, — попросил Педро, — тихо…
Маноло уже закатывался от нервного хохота, голова его запрокидывалась, он весь дрожал. Пабло протянул руку к воротнику его куртки, крутанул так, что треснула материя.
Маноло притих.
— Мы слушаем тебя, брат, — обратился Пабло к советнику.
— Я выстрелю три раза. Пусть фашисты думают, что мы покончили с собой.
— Но мы все равно в плену, — сказал Фернандо. — Как мы выберемся?
— Не знаю, — сказал Педро.
— Вот видишь, — вздохнул Фернандо. — Зачем тогда это делать?
— Мы, может быть, выиграем время.
Маноло успокоился и спросил Педро:
— Зачем нам выигрывать это время? Через полчаса будет еще труднее умирать. Пусть они скорее поджигают танк.
Все смотрели на Пабло.
— Ты, брат Педро, говоришь, что мы можем выиграть полчаса. Может быть, полчаса, может быть, меньше. Здесь, на земле, это вечность по сравнению с загробной жизнью. Стреляй!
— Сядь поудобнее, — попросил Педро.
Маноло вскинул брови.
— Зачем?
— Потом нельзя будет даже шевельнуться.
Каждый постарался устроиться, как ему хотелось. Педро скинул кожаную куртку и бросил на пол, в угол, чтобы пули рикошетом не ранили танкистов, и выстрелил с небольшими промежутками три раза. Пороховой дым защекотал в носу. Неудержимо захотелось чихнуть. Сорвав с головы шлем, Педро закрыл лицо и кое-как справился. Когда отнял шлем от лица, по щекам текли слезы. Улыбающийся Пабло потрепал советника по колену.
Снаружи танка тоже стало тихо. Видимо, солдаты прервали свою работу.
— Что там случилось? — спросил хриплый.
— Вроде застрелились. Не захотели гореть.
— Я же говорил, что там русский! — сказал хриплый. — Испанцы бы этого не сделали. Сыны скверной матери! Пропала теперь и та тысяча песет, на которую я мог рассчитывать.
— Сеньор майор! — Это говорил солдат, у которого был высокий голос. — Они застрелились. Мы слышали три выстрела. Сначала они ругались. Слышно было, как спорили, только слов не разобрать. Потом один смеялся. С ума, что ли, посходили от страху. А потом три выстрела.
— Разрешите сказать, сеньор майор. Я думаю, что испанцев убил русский. Там был русский. Он их убил. Они, наверное, испугались и решили сдаться, а русский их и убил.
— Сволочь! — сказал офицер. — Явно коммунист! Кто же еще способен на такое зверство!
— Прикажете поджигать танк? — спросил хриплый.
— Нет. Сдадим как трофей. Какой смысл теперь его жечь?
— Может, попробовать открыть? У русского, наверно, с собой был мешок денег, чтобы подкупать испанцев. — Это сказал солдат, у которого высокий голос.
— Что же он, мешок с деньгами возил с собой? Да и открыть нечем. Скоро придет тягач, потащит танк в тыл. Отправишься с ним. Если окажется, что в танке был русский, то возьмешь деньги за его голову и привезешь мне.
— А… нам?
— Я вас не оставлю без награды.
— Господин майор…
— Молчать!
Офицер и солдаты ушли. В танке по-прежнему никто не шевелился, только посматривали друг на друга. Кажется, они попали из огня да в полымя. Вместе с тягачом приедут слесари, откроют башню танка. Пабло постарался объяснить это знаками. Педро согласился с ним, но знаками объяснил, что раз они начали игру, то надо довести ее до конца.
Вскоре солдаты вернулись, взобрались на танк и уселись на башню, очевидно желая показать, что это их добыча, с которой они не расстанутся.
Тягач пришел минут через двадцать. Как и предполагал Пабло, вместе с водителем приехал слесарь. Он осмотрел танк, попутно расспрашивая солдат, как он попал на их батарею. Хриплый и высокоголосый снова повторили свой рассказ о русском, о мешке денег и о выстрелах, после которых в танке не слышалось ни звука.
— Откройте его, — предложил высокоголосый. — Нам надо взять деньги и русского. Мы узнаем его даже мертвого.
— Попробуем, — ответил слесарь.
По броне застучали сапоги.
Педро очень осторожно сполз с кресла командира и, держа наготове пистолет, встал так, чтобы, как только откроется люк, выстрелить в слесаря.
У люка послышался скрежет металла о металл. Слесарь прилаживал зубило. Потом удары. Но вполсилы. Очевидно, после рассказа о деньгах решил не особенно стараться и открыть люк в мастерской. От каждого удара молотка задвижка люка вздрагивала.
У Педро пересохло во рту, дыхание стало хриплым, и он боялся, что слесарь услышит его.
Удары смолкли.
— Не открывается, — объявил слесарь. — Зубило маловато.
— Давай я попробую, — попросил хриплый.
— Еще чего? Инструмент испортишь. Ты штык сломаешь — отвечать будешь. Я — тоже.
— А как же нам достать русского?
— Откуда вы знаете, что там русский? Врете вы все. Вот починим гусеницу у танка, стащим его на дорогу — и в мастерскую. Там разберемся.
— Ты нас хочешь обмануть, скотина!
Слесарь принялся ругаться с солдатами, и водитель тягача тоже. Кричали они долго. В конце концов решили, что солдаты поедут с ними.
Наконец принялись за ремонт. Танк стоял кормой к позициям франкистов, и в ту же сторону была повернута башня.
И Педро подумал, что, если бы молитвы имели хоть какую-нибудь силу, и он, пожалуй, помолился бы за то, чтобы все зубья на ведущем колесе оказались в порядке.
Они все еще боялись поверить, что случится так, как говорил слесарь.
Педро видел тягач — гусеничный трактор. Он видел теперь и слесаря, и солдат, которые ему помогали, и водителя.
Они расстилали на земле гусеницу их танка, чтобы нацепить на ведущее.
«Слава богу! — подумал Педро. — Слава богу, что рычаг коробки передач стоит в танке на нейтральной! Ведь я раньше забыл это проверить. Совсем из головы вон».
Танк дрогнул, но не двинулся. Через броню отчетливо доносились голоса и стук по металлу.
Снова рывок. Пятнадцатитонная махина чуть подалась усилиям тягача. Еще рывок, еще…
Минут десять дергал трактор машину, чтобы натащить катки на расстеленную гусеницу.
Пока слесарь с солдатами соединяли траки, водитель тягача ушел. А вскоре на помощь трактору пришли еще два тягача.
Педро слышал: водители совещались, как лучше вытянуть трофей.
Решили дотащить до дороги.
Потом все долго, очень долго возились у буксирного крюка, привязывая танк цепями к тягачам.
— Аделанте! — послышался, наконец, приказ.
Заревели моторы тракторов. Танк качнулся и медленно тронулся.
Фернандо взял в руки рукоятки бортовых фрикционов.
— Убери руки! — прошипел советник.
— Почему, Педро? — не понял Пабло. — Ведь надо удирать! У нас гусеница в порядке. Надо удирать!
— Рано.
— Рано?
— Надо, чтобы нас дотащили до дороги.
— Зачем? Надо сейчас! Поздно будет! — покраснев от напряжения, шептал Пабло.
— Рано! Можем опрокинуть трактор и будем у них, как на якоре. На дороге будет легче… Фернандо! Положи руки на колени! Жди приказа!
Фернандо не оборачивался и не отпускал рукоятки.
Пабло пробрался к нему, отодрал его пальцы от рукояток и остался рядом с ним.
Тягачи тащили медленно. В прицел Педро видел, как они переваливаются на неровностях почвы, как цепляются за борта солдаты и офицер, который, видимо, подошел в последний момент: решил, что и ему нельзя упускать добычи.