При первом же взгляде мое сердце радостно забилось, и я возблагодарил небеса за то, что меня привели на вершину. От подножия гор простиралась широкая ровная равнина, покрытая богатой и зеленой растительностью, а вдали, сверкая серебром в ярком свете, простиралась обширная водная гладь.
Забыв о своих израненных ногах и о полном изнеможении, я поднялся и бросился вниз по склону. Спотыкаясь о валуны, спотыкаясь о лианы и кусты, падая, скользя и карабкаясь, я достиг дна через несколько часов и бросился в пышную траву, которая поднималась выше моей головы. Здесь силы покинули меня, и, упав на землю, я почувствовал себя совершенно неспособным подняться.
Вскоре я услышал легкий шорох в траве рядом со мной и, подняв глаза, увидел странное животное, смотревшее на меня с удивлением, но, очевидно, без малейшего страха. Думая только о том, чтобы раздобыть что-нибудь поесть, я сумел подняться на ноги и направился к животному. У меня не было никакого оружия, кроме ножа, но зверь стоял на месте, пока я не оказался на расстоянии нескольких футов, когда я внезапным прыжком достиг его бока и, вонзив нож ему в горло, повалил его на землю. В моем голодном состоянии его кровь и сырое теплое мясо были так же желанны, как самая изысканная еда, и довольный собой, я заснул рядом с его частично сожранной тушей.
Несколько часов спустя я проснулся, чувствуя себя гораздо сильнее, и более внимательно посмотрел на зверя, чье счастливое появление спасло мне жизнь. Я обнаружил, что это какая-то огромная крыса или мышь, хотя поначалу принял ее за маленького оленя, и мой желудок слегка скрутило при мысли, что я действительно съел его мясо. Теперь я заметил в воздухе нечто особенное, чего раньше не замечал. Сначала я был озадачен, но постепенно понял, что свет стал интенсивно синим, а не белым или желтым. Я словно смотрел в голубое стекло, и впервые заметил, что мои руки, нож и даже циферблат часов кажутся мне голубоватыми и странными. Однако моя тоска по воде была слишком велика, чтобы я мог долго думать об этом, и, отвернувшись от мертвого животного, как ни был я голоден, я не мог заставить себя более им питаться, я двинулся в направлении воды, которую видел с вершины горы. Трава росла густо и была очень сухой и испускала пыльное, удушливое вещество или пыльцу, которая заполняла мои глаза, нос и рот, и тут же усилило мою жажду, высушило и покрыло волдырями мое ноющее, пересохшее горло. Но постепенно трава становилась все реже, и время от времени я улавливал проблески маленьких существ и птиц, которые бежали передо мной, в то время как земля под моими ногами становилась все менее сухой, пока наконец до меня не донесся влажный, сладкий запах воды. Мгновение спустя я прорвался сквозь остатки травы и увидел перед собой песчаный пляж, у кромки которого плескались крошечные волны, звук которых был самым желанным, что я когда-либо слышал. Бросившись через пляж, я остановил себя лицом вниз у кромки воды с тошнотворным страхом, что вода может быть соленой. Но мой первый глоток успокоил меня, и я зарылся лицом и руками в волны. Я пил до тошноты ползая на четвереньках по пляжу. Потом я спрятался в траве и потерял сознание.
ГЛАВА III
Я медленно открыл глаза и закричал от ужаса и изумления. Надо мной стояло страшное, ужасное существо. То, что это был не человек, я понял с первого взгляда, и все же в нем было что-то похожее на человека, но такое чудовищное, странное и невероятное, такое совершенно нечеловеческое, что я был уверен, что сплю или сошел с ума. Он был восьми футов ростом, стоял на двух ногах, как человек, и, казалось, был одет с головы до ног в какой-то мягкий, пушистый материал, который блестел тысячью цветов, как шея колибри или оттенки на мыльном пузыре. Над плечами была большая, вытянутая, заостренная голова с широким ртом и длинной, заостренной мордой. Из лба торчали длинные стебли или рога, и на кончике каждого из них был немигающий, блестящий глаз, похожий на глаз краба. Вместо бровей два длинных, тонких, сочлененных, мясистых щупальца свисали на плечи существа, а уши были длинными, мягкими и висячими, как у собаки. На голове не было волос, но вместо них было множество блестящих чешуек или пластинок, накладывающихся друг на друга ото лба до затылка.