Когда царский опричник Кирибеевич покусился на честь прекрасной Алены Дмитревны, он заплатил за это, как мы знаем от Лермонтова, жизнью, муж красавицы, купец Степан Калашников, убил его в честном поединке. И так же, без сомнения, отомстили бы за покушение на их семейную честь герои Вальтера Скотта в Шотландии или Александра Дюма во Франции. Так сделали бы в те далекие времена, наверное, все уважающие себя мужчины в любой европейской стране.
Но в любой ли стране возможны были опричники? Где еще в Европе собрались бы тысячи Кирибеевичей, «в берлоге, где царь устроил, — по словам В.О. Ключевского, — дикую пародию монастыря», обязавшись «страшными клятвами не знаться не только с друзьями и братьями, но и с родителями», и все лишь затем, чтоб творить по приказу Грозного «людодерство», то есть грабить и убивать свой народ без разбора, включая друзей, братьев, а порою и родителей? В любой ли стране довольно было одного царского слова, чтоб превратить ее молодежь «в штатных, — по выражению того же Ключевского, — разбойников»? Просто порог чувствительности, за которым включались защитные механизмы от произвола власти, оказался в российской культурной традиции значительно ниже, чем в абсолютистских монархиях. Если что-то в ней и можно отнести за счет страшных последствий двухвекового варварского ига, то, наверное, именно это. Как бы то ни было, культурные ограничения власти были в России существенно ослаблены.
Окончание следует.
РАЗМЫШЛЕНИЕ К ИНФОРМАЦИИ
История одного голода
Борис Жуков
«Западные благотворители разоряют Африку, продвигая традиционное крестьянское землепользование за счет современного научного сельского хозяйства». Так сказал сэр Дэвид Кинг, до конца 2007 года — один из главных научных советников британского правительства, а ныне президент Британской ассоциации по распространению научных знаний.
Обвинения Кинга были направлены прежде всего против так называемого «органического» сельского хозяйства, подразумевающего отказ от каких бы то ни было химикатов (минеральных удобрений, пестицидов, гормонов, антибиотиков и так далее), а также генетически модифицированных (трансгенных) сортов растений и пород животных. Это направление пользуется активной поддержкой европейских «зеленых», представляющих ее как естественное, чистое и экологически безопасное сельское хозяйство.
Однако даже в Европе доля «органической» продукции составляет ныне всего около 4 % продовольственного рынка — несмотря на высокий интерес потребителей. Причина проста: «органическое» сельское хозяйство дорого и непроизводительно. Если минеральные удобрения еще можно заменить навозом и компостом, то защитить урожай от болезней, вредителей и сорняков без применения химии гораздо сложнее. Выход продукции с гектара «органической» плантации оказывается в разы ниже, чем с обычной. А ее себестоимость — во столько же (или даже больше — «органические» хозяйства требуют куда больше ручного труда и агротехнических операций) раз выше.
Тем не менее европейские правительства и неправительственные организации склонили немало фермеров — своих и чужих — к переходу на «органику». И если для Европы, которой давно некуда девать свое продовольствие, такая политика означает лишь некоторые дополнительные расходы, то для Африки она обернулась катастрофой. Без удобрений, без средств защиты местные «традиционные» (читай: низкопродуктивные) сорта оказались неспособны обеспечить даже сохранение душевого производства продовольствия. (Поддавшиеся на уговоры фермеры, кстати, тоже ничего не выиграли: слой потребителей, готовых ради престижа переплачивать за еду в пять-шесть раз, в Африке ничтожно мал, а на европейский рынок африканским производителям по-прежнему хода нет.) По словам профессора Кинга, ежегодно от недостаточной и недоброкачественной пищи умирают около 700 тысяч африканцев — и многих из них можно было бы спасти, если бы не эта «благочестивая, но непоправимо ложная доктрина». Уже существующие современные сорта (в том числе трансгенные) по расчетам позволяют увеличить производство продовольствия на континенте в 7 — 10 раз.
А что же окружающая среда? Да, с «органических» полей не летят ядохимикаты, не смываются в реки и озера смертоносные удобрения. Но низкая урожайность означает, что для производства того же объема продукции (а по этому показателю Африке отступать некуда) потребуются в несколько раз большие площади. Которые можно взять только у дикой природы и которые через несколько лет будут буквально пущены на ветер — многократное рыхление (единственный в «органическом» земледелии способ борьбы с сорняками и засухой) неизбежно усилит эрозию. Неудивительно, что годы активного внедрения «органической» идеологии в Африке совпали с годами массового наступления сельскохозяйственных угодий на природные ландшафты, сопровождавшегося деградацией земель. Именование этого экоцида «экологически безопасным сельским хозяйством» напоминает знаменитые лозунги из орвелловского «1984-го»: «мир — это война», «любовь — это ненависть» и так далее.