Затем был проведен сеанс психотерапии. Целью его было снять страх перед общением с учеными, побороть комплекс неполноценности, вызванный реальным или кажущимся недостатком знаний о науке у будущих научных журналистов. Представленная модель ученого как части общества убеждала, что он не в меньшей степени заинтересован в помощи журналиста, профессионально пишущего о науке, в его таланте и умении, чем этот журналист заинтересован в информации о сделанном ученым в науке. В нужный момент вступили литавры — прозвучало малоизвестное высказывание Альберта Эйнштейна о решающей роли научно-популярной литературы в прогрессе человечества. Начиная с этого момента, никто уже не страшился контактов с учеными и научными проблемами и на извечный вопрос российской интеллигенции «Что делать?» хором отвечали: «Идти — нет, бежать, нестись, мчаться — в научную журналистику».
Тут, следуя Штирлицу, знавшему об открытом психологами и физиологами свойстве памяти фиксировать последнее событие или сообщение, было сказано о еще одной, быть может, наиглавнейшей причине, почему научный журналист — одна из главных фигур прогресса. Ученому, как время от времени и всякому человеку вообще, необходимо оторваться от своих сиюминутных забот и взглянуть на свою жизнь и работу сверху, в более широкой перспективе, увидеть ее связь с другими исследованиями, сопоставить с результатами, полученными в других науках. «И здесь, — вкрадчиво пропела скрипка, — ученому не обойтись без хорошо и всесторонне информированного и умеющего эту информацию изложить на понятном другим языке научного журналиста».
Разумеется, надо было перейти от общего к частному, подтвердить свои абстрактные рассуждения конкретными примерами, в достоверности которых слушатели мог ли бы легко убедиться. Этого требовала теория восприятия и основы дидактики. Поэтому была предъявлена слушателям история вполне реального лица, которое, проработав несколько лет в науке и пристрастившись к писанию научно-популярных вещей, постепенно вырастило в своем сознании и своей душе научного журналиста, вытесняя при этом ученого. Казалось, ученый окончательно умер. Но выяснилось, что он лишь впал в летаргический сон, а проснувшись, родил идею: нелепо изучать все и всяческие науки и взаимодействия между ними и не использовать эти знания в своей профессиональной работе.
Иными словами, надо поставить профессию научного журналиста на научную основу, применяя в ней отработанные в науке приемы и методы. Проницательные читатели догадались, что этот принцип с самого начала был использован автором.
«Самое непостижимое в мире то, что он постижим».
Альберт Эйнштейн
Как выразился насмешливый Дени Дидро: «Природа подобна женщине, которая, показывая из-под своих нарядов то одну часть своего тела, то другую, подает своим настойчивым поклонникам некоторую надежду когда-нибудь узнать ее всю». Или, как говорил один из любимых авторов этого журнала Сергей Викторович Мейен, геолог, палеонтолог, философ-эволюционист и вообще большой умница, рано, к сожалению, ушедший из жизни: «Природа смотрит на Ученого с противоположной стороны микроскопа». Мы не раз говорили с ним о странном, но знакомом каждому ученому ощущении: когда ты изучаешь нечто, это «нечто» как будто исследует твою способность постичь его устройство. Научная работа — это всегда взаимодействие между тобой и «материалом» твоего исследования. В словах, быть может, идея звучит нечетко и расплывчато, но зато на гравюре Эшера «Картинная галерея» все представлено с предельной четкостью: юноша, изображенный на ней, рассматривает некую конструкцию, частью которой является он сам.
«Картинная галерея»