Все в мире за свободу, равенство и братство; только если в Америке на первом месте именно свобода, то в Европе — равенство. В Скандинавии, далее всех продвинувшейся в этом направлении, считается просто неприличным говорить об элитарных школах и об одаренных детях. Отбор вынужденно допускается только в балетных и художественных школах, в остальных отрицается категорически.
Иммигрантка из России, основавшая в Швеции математическую спецшколу, вынуждена всячески ее камуфлировать — как и родители, охотно отдающие туда детей. Многое в жизни шведской школы ее удивляет: «.Очень мало задают на дом, а оценки ученикам начинают ставить только с 8-го класса — за два года до выпуска из обязательной девятилетки. Все школьные реформы последних 30 лет, а их было немало, делали все меньше упор на приобретение знаний и все больше на получение учениками «социальной компетентности». В Швеции очень хорошо научились помогать слабым, подтягивать отстающих, поддерживать тех, кто нуждается в дополнительных занятиях и усилиях. А вот талантливыми, одаренными детьми тут, похоже, не занимаются вовсе. Принципы равенства настолько сильны, что еще до недавнего времени слово «элитный» или «элитарный» были явно негативными. По мнению финнов, либерализм шведской системы приводит к тому, что дети чувствуют себя лучше в школе, но мало чему в ней научаются. Хотя и в Финляндии «элитных» классов мало, а те, что есть, вызывают много споров».
Сочетать принципы свободы выбора типа образования и равенства в его качестве пытались Германия и Франция. Есть гимназии, выпускники которых могут идти в университет. Есть школы, практически дающие профессию. Есть общая школа для не определившихся, с элементами той и другой: можно, досдав какие-то экзамены, все же пойти в университет, можно учиться профессии в старших классах. Зато университеты вообще обходятся без вступительных экзаменов.
Теперь в Германии проблема: общая школа превратилась в последнее прибежище для нерадивых и/или неспособных учеников, выдворенных и из гимназии, и из профессиональных школ.
Многие в Европе считают в принципе не справедливым, что только 10–15 процентов закончивших средние классы в Англии, Франции и Германии идут в «грамматические» или «академические» старшие классы, которые целенаправленно готовят учащихся к поступлению в университет. Хотя и выпускники других школ могут, если постараются, сдать тест, дающий право продолжать учебу. И распределение по школам происходит не по полу, национальности, цвету кожи, размеру семейного дохода, но исключительно по результатам тестов, то есть, в конце концов, по доброй воле ученика и его семьи. Но правда, детям людей с низким образованием, низкими доходами такой воли чаще всего не хватает.
У нас теоретически все школы — общие, что не помешало возникновению и закреплению социального неравенства на почве резкой разницы в качестве образования.
«Финляндия не следовала быстро меняющейся педагогической «моде» и не реформировала школу в угоду ее капризам так часто, как Швеция, — пишет основательница первой и единственной шведской школы для одаренных детей. — Финнам непонятно, почему вопрос о том, ставить отметки или нет и с какого класса, отбирать сотовые телефоны на уроках или нет, должны решать политики, как это делается в Швеции. Финская школа намного более автономна, чем шведская, там эти вопросы решаются на месте».
Вообще-то «политики» — это представители гражданского общества; у нас школой управляют как раз не они, а чиновники. Разумеется, гражданское общество предпочтительней, это вам любой пленник чиновной системы скажет. Оно может действовать через родительские советы (вы будете смеяться, но они умеют не только собирать деньги на школьные нужды и подарки для учителей, а также печь пирожки к очередному школьному празднику), попечительские советы. А в Нью-Йорке городские школы еще в 60-е годы попали в полное распоряжение национальных общин черных и латинос.
«Воцарилась атмосфера политиканства, разногласий между членами Совета, преследовавшими карьеристские цели, неразберихи и безответственности, от чего прежде всего страдали дети», — свидетельствует летописец этой остросюжетной истории. Понадобилось тридцать лет, чтобы бразды правления сумел забрать себе новый мэр города Блумберг. Он, опираясь на недовольство родителей и учителей, с помощью какой-то, несомненно, очень демократической процедуры изменил состав Совета и утвердил полную свою диктатуру в школьной сфере. «Он взял на себя полную ответственность за все успехи и неудачи системы».