Оппозиция обвиняет Блумберга в том, что он игнорирует профессионалов и гуманитарное развитие школьников, слишком большое значение придает стандартизации тестов. Мэр контролирует все. Решения принимаются за закрытыми дверями людьми не с педагогическим, а лишь с юридическим образованием — без всякого публичного обсуждения или анализа. Все принципы демократии из школь ной системы Нью-Йорка полностью исключены. «Создан мираж, который завораживает родителей, но не обманывает деловую и журналистскую общественность города».
Родители заворожены прежде всего результатом: их дети стали учиться и даже демонстрировать успехи. В 2007 году школьная система Нью-Йорка получила награду за «демонстрацию школьными округами города больших достижений в успеваемости школьников и в сокращении отставания по успеваемости школьников из бедных семей и семей нацменьшинств».
И одна существенная оговорка: ни Блумберг, ни его соратники и последователи в других крупных городах США не вмешивались в то, что составляло прерогативу директора школы (подбор преподавателей) и учителей (по каким учебникам, как и чему конкретно учить детей).
Проще всего свести нынешний мировой кризис школы к излишней ее зависимости от идеологии и политики и на освобождении ее от этой зависимости основать близкое ее процветание. Но это, во-первых, в принципе невозможно и, во-вторых, ни общество, ни государство, ни школа к этому не готовы.
Невозможно по простой причине: все мы не свободны от ценностей и идеалов своего общества — как доказано, не свободны даже ученые самых точных наук во время самого специального своего эксперимента.
Все мы не готовы к такому повороту событий: тогда придется определять цели института массовой школы. Отсутствие ясного понимания целей мы и заменяем общими идеалами и обостренным вниманием к технически-организационной стороне дела.
С элитарными школами проще — хотя тоже не слишком просто. Думаю, они всегда есть и будут даже в самых демократических странах. Их старательно не замечают, но, когда приходит время отдавать туда собственных детей и внуков, вдруг выясняется, что их все знают. Там жесткий отбор детей по способностям и уровню «первичной» подготовки (как только главными становятся другие соображения, школа перестает быть элитарной). Их назначение в общих чертах понятно: это первый этап подготовки будущей интеллектуальной элиты страны. Поскольку именно ее потенциал все в большей степени определяет (и составляет) национальное богатство, они, очевидно, будут и дальше совершенствоваться, а отбор в них будет все жестче. У нас они, как организм, выросший естественно, а не по приказу, живут, растут и умирают, им на смену приходят другие. Потому всегда есть некое дополнительное поле хороших школ, которые могут выйти в лидеры и в которых уже сейчас сложилась традиция прекрасного преподавания какого-то куста предметов. Но безумие предполагать, что все школы могут стать такими. А главное — это никому не нужно.
Или нужно?
Одна цель существования массовых школ принимается абсолютно всеми, только говорить о ней повсюду считается сугубо неприличным: надо куда-то девать детей на то время, пока родители работают. Прямо об этом говорят, кажется, только честные немцы — потому они и развернули кампанию за школу продленного дня, и денег на это не жалеют, и даже пытаются насытить идею разнообразным учебным содержанием. Англичане не говорят, но действуют: чтобы убрать с улицы подростков, которые все чаще становятся опасными для окружающих, новый закон предусматривает юридическую ответственность родителей за посещение школы их детьми.
Что еще?
Школам современной России еще от периода индустриализации и борьбы с безграмотностью досталась ясная цель: «ковать» кадры специалистов массовых профессий, то есть будущих студентов. Хотя после введения всеобщего обязательного среднего образования она полностью обессмыслилась, единственным внятным критерием оценки массовой школы остается число выпускников, поступивших в вузы.
В Германии (но и в других странах Европы, просто немцы опять-таки говорят об этом открыто и прямо) все больше осознается гигантская роль массовой школы в интеграции приезжих в немецкое общество. Дети, привезенные из других стран или родившиеся в семьях эмигрантов первого поколения, не могут в своей семье освоить правила жизни, нормы поведения и общепринятую систему ценностей своей новой родины — то, что ребенок в семье местных жителей усваивает с детства, «из воздуха» домашней жизни. Это принципиально новая задача для школы. Боюсь, нам тоже скоро предстоит оказаться перед нею, поскольку наше общее с большинством приезжих советское прошлое уходит все дальше и перестает быть почвой для взаимопонимания.