Экспериментаторы подсмотрели и кое-что еще. Столкнувшись с невозможностью прямо достичь результат, малыш часто пытался подменить его словесным эрзацем, выражающим сразу и желание и нужный результат, но полученный в воображении. Вообще, в таких ситуациях его активность была гротескной смесью перебивающих друг друга форм деятельности: от отчаянных, но безуспешных попыток достичь цели до обращений за помощью к экспериментатору, а то и к самому «объекту» — с просьбой приблизиться или опуститься. То есть ребенок чувствует силу слова, но не умеет еще ею как следует распорядиться, обращаясь иной раз со словом, как обезьяна с палкой.
Выготский считал: поворотный момент в развитии ребенка наступает, когда его «речь для себя», которую Пиаже и назвал эгоцентрической, отщепляется от «речи для других». Когда, например, вместо обращения за помощью к экспериментатору он обращается с планом решения задачи к себе. Серия наблюдений помогла это понять.
На ранних ступенях развития эгоцентрическая речь обычно следует за действием, пассивно отражая то, чем малыш занят, и не содержит намеков на способ решения поставленной перед ним задачи. Этот способ он часто формулирует в словах, обращенных к взрослому. Из протоколов наблюдений видно: отчаявшись самостоятельно добраться до цели, дети не только обращались за помощью к экспериментатору, но и объясняли, в чем она должна состоять: сознательно включали в круг своей деятельности другого.
И тут поведение ассистентов Выготского принимало неожиданный оборот. Они молча вставали и уходили в другую комнату, предоставив ребенка самому себе, но продолжая при этом незаметное наблюдение за ним.
О том, что социальная и эгоцентрическая речь подобны сообщающимся сосудам и что всякая попытка нейтрализовать первую активизирует вторую, было тогда, в общем, уже известно. Но то, что они видели теперь, не укладывалось в известные рамки.
Да, лишенный возможности общения с экспериментатором, малыш начинал говорить сам с собой. Но при этом он применял к себе те же словесные инструкции, которые до этого адресовал взрослому. Управляя с помощью этих речевых команд своим поведением, маленький человек достигал цели.
«Ребенок, — пишет Выготский, — организуя собственное поведение по социальному типу, применяет к самому себе тот способ поведения, который раньше он применял к другому. <…> Ситуация представляется ему как задача, поставленная экспериментатором, и ребенок чувствует, что за этим все время стоит человек, независимо от того, присутствует он непосредственно или нет».
За этой психологической перестройкой поведения ученый разглядел и нечто большее: узел, с помощью которого впервые завязываются чисто человеческие формы мышления. «Величайший генетический момент», когда речь и практический интеллект, развивавшиеся до того по независимым линиям, впервые пересекаются, «после чего мышление становится речевым, а речь — интеллектуальной». Процесс интеллектуализации эгоцентрической речи — лучшее тому подтверждение.
Ведь до поры до времени даже в эксперименте нелегко бывает развести по разным «квартирам» высказывания ребенка, адресованные окружающим (социальную речь) и его обращения к себе. По крайней мере, внешне обе формы речи неотличимы порой, как близнецы. Они разделяются, когда эгоцентрическая речь принимает на себя выполнение интеллектуальных функций и ребенок вслух и как бы извне начинает управлять своим поведением. Меняется и структура его эгоцентрической речи, бывшей до сих пор лишь словесным слепком его деятельности, отражающим и отчасти усиливающим ее результаты. Теперь же, прежде чем приступить к какой-то операции, он сперва проговаривает — планирует будущие действия, и лишь затем приступает к практической реализации. Примерно так, как у рисующих детей. Трехлетка берется за карандаш без всякой темы и плана, и лишь увидев, что у него получилось, обозначает это словами; а 5—6-летний садится за работу не иначе, как сформулировав для себя заранее, что он хочет изобразить.
Так, под напором фактов и пристального анализа пала концепция эгоцентрической речи Пиаже, просуществовав десятилетие с момента публикации. Речь оказалась на поверку квазиэгоцентрической, по выражению А.Р. Лурии, действенными речевыми пробами, помогающими ребенку заранее «прощупывать» нестандартную ситуацию. В книге «Мышление и речь» Выготский описывает серию решающих экспериментов, позволивших подвести черту под заочным спором двух титанов психологической науки XX века. Экспериментов жестких, зато демонстративных. Поводом к ним стали наблюдения самого Пиаже, описавшего ряд особенностей эгоцентрической речи. Сам он, правда, не извлек из них теоретических выводов.