Она не знала, будет ли с ним легко или интересно, солидно, умно. Она даже не знала, будет ли с ним что-нибудь. Она вообще ничего не знала, потому что готова была завалиться в обморок от любого его звонка, а тело покрывалось пόтом от малейшего их соприкосновения. Было именно так. Катастрофа! Ей хотелось все и сразу. Хотелось прижаться к нему. Прильнуть. Ощутить его ладонь внизу живота. Почувствовать внутри. Сосуществовать.
Некоторое время он слушал внимательно и думал, что вполне понимает ее…
Ольга продолжала говорить, но собеседник не уже не обращал внимания на слова, а смотрел только в ее глаза, и ему казалось, что она просит о помощи.
– Возможно, я тебя излишне идеализирую, – зафиксировал последнюю фразу.
– Отрадно слышать.
– Не перебивай…
Итак – она ждала. А он и не думал торопиться. Он не спешил. Лучше бы он спешил! Тогда бы у нее еще был шанс совладать. Шанс вырваться из этого кокона. Перегореть.
Сначала ей это удалось. В другой раз – нет. Не удалось. Не вышло. Она поняла – он знал обо всем заранее и оттого отчаянно не торопился.
– Так ведь? – Сергей только пожал плечами.
А тут еще этот злосчастный роман с сестрой.
– Не стоит сейчас об этом. – гость затосковал. Он одновременно и хотел и не хотел выслушивать ее исповедь.
– Анна, – отчеканила Ольга. – Она была слишком сентиментальна, чтобы любить кого-то по-настоящему.
– А ты?
Улыбка застыла у нее на губах.
– Я – умею!
Остаток вечера прошел в обоюдных попытках изобразить покой и беззаботность. Потом Сергей помогал хозяйке убирать со стола, потом – мыть посуду. Потом она стелила постель, решив, что уже слишком поздно отпускать его домой.
Поцелуй был долгим и вкусным. Он проснулся, ощутив во рту присутствие Ольгиного языка.
–
Я так по тебе соскучилась, – прошептала подруга, – просто ужас. А ты все спишь и спишь…
Ее кожа текла под его ладонью. Тонкие волосы щекотали нос и щеки. Глаза сияли так, что Сергей зажмурился. Выпуклости и впадины их тел совпадали, как будто предназначались друг для друга. Он вздохнул и почувствовал себя героем романа Барбары Картланд.
Накричавшись вдоволь, она приоткрыла глаза и прошептала с нежностью:
–
Я тебя ненавижу…
И он ничуть этому не удивился.
Сергей жил с Ольгой и должен был радоваться, но получалось не очень. Не то чтобы она не вызывала в нем никакой чувственности. Но он мог легко контролировать ее. И поэтому относился к этому скорее как к должностным обязанностям. Привык.
И чем дальше развивались их отношения, тем большее сходство находил он в Ольге и Анне. Часто Сергей заранее знал, как поступит Ольга, потому что точно так же сделала бы ее сестра. Манеры. Повадки. Даже физическое сходство, которое раньше вовсе не бросалось в глаза.
Однажды он, смеясь, сказал ей об этом.
–
И давно это у тебя так? – поинтересовалась Ольга, продолжая романтически улыбаться. – Лижешь меня, а думаешь о ней.
И он понял, что совершил ошибку. Непоправимую. Постарался обратить все в шутку. Не получилось. И их общая история стремительно покатилась к своему финалу.
Вернувшись домой через пару дней, Сергей обнаружил дома свою подругу. Она улыбнулась ему навстречу, но не глазами. Он почувствовал напряжение и, ища причину, оглядел комнату. На тумбочке у кровати лежала пара листов обычного формата. Письма. На полу – раздавленная флэшка от компьютера. Что в ней могло быть записано, хозяин понятия не имел.
– У Писателя был запой, – сказала Ольга будничным тоном.
– Сочувствую.
– Ни фига ты не сочувствуешь! Ты и чувствовать-то не умеешь.
– Какая муха… – начал, было, Сергей. Но она не дала ему договорить.
– Мне надоела!
– Что? – он помотал головой, стараясь собраться с мыслями.
– Мне надоела эта твоя «любовь к трем апельсинам».
– Ты.… – он захлебнулся обидой, как мальчик, у которого отняли последнюю игрушку.
– Я поняла, – сказала Ольга. – Ты знаешь, я пошпионила тут за тобой. Один разок. Вошла в соседний вагон метро. А на следующей остановке пересела. Тебя там не было. Правду, выходит, рассказывал. Не бойся, я никому не скажу! – она запнулась. – Господи! К Ромке хочу. Прощай! Впрочем, тебе-то что. Ведь мы чужие как были, так и есть.
Она, видимо, думала, что его успокоила. Она его добила. Произнесла самое страшное, что он слышал за последнее время. Сергей сидел неподвижно с приклеенной снисходительной улыбкой. Ему стало тошно, потому что эта женщина снова оказалась права.