Выбрать главу

Коммунизм сам по себе, по природе своей аморален, добавляет другой автор сборника, профессор Лондонского университета, исследователь Зиновьева Майкл Кирквуд. Власть, идеология и коллектив заставляют человека внешне вести себя так, как требует теория марксизма-ленинизма, а на практике принуждает его к поведению по правилам коммунальности (в научном коммунизме и пропагандистских текстах называемой коллективизмом), то есть ограничивают лишь самые разрушительные его импульсы, способные сокрушить любое общество. «Советская идеология, — пишет Кирквуд, излагая взгляды Зиновьева, — позволяет советским людям плохо вести себя по отношению друг к другу, не испытывая при этом чувства вины. В среде, где все необходимое — дефицит, «безжалостная борьба» за все становится естественным образом жизни. Люди изо всех сил будут стараться, чтобы никто не жил лучше, чем другой. Удары в спину, тайное обвинение, раболепие, взяточничество, коррупция, халтура, обман характеризуют коммунистическое общество. Зиновьев не утверждает, что подобные пороки нельзя найти в некоммунистических обществах, но подчеркивает, что в коммунистическом обществе они эндемичны.»

А вот слова самого Зиновьева (из книги «Коммунизм как реальность»): «Весь аппарат морального образования и пропаганды нацелен на обучение людей жить в атмосфере лицемерия, обмана, принуждения, подлости и коррупции, жить согласно законам коммунальности, которые сами ограничены средствами, разработанными все той же коммунальностью с целью своего собственного самосохранения».

Вся жизнь коммунистического общества организована господствующей идеологией. Идеология, в отличие от религии, не есть вопрос веры: никого особенно не интересует, насколько вы в нее верите, но вы обязаны руководствоваться ею в своем поведении. Идеология есть и на Западе, и там она «как и советская идеология, разрушает основы цивилизации, которые выстраивались в течение столетий и были предназначены для сдерживания стихийной человеческой социальной среды». Без такого сдерживания, как показывает опыт реального коммунизма, в человеческом сообществе царит закон «собака ест собаку», слегка умеряемый задачей самосохранения.

В Советском Союзе, считает Зиновьев, идеология играет столь огромную роль, что коммунистическое общество можно определить как идеологическое. «Даже если бы партия распорядилась, что с завтрашнего дня идеологическая работа прекращается, это распоряжение не было бы выполнено, поскольку идеологическая машина выросла до таких размеров, что вышла из-под человеческого контроля. Она не является чем-то, что можно устранить из советского общества, — она есть главная деятельность советского общества».

Зиновьев. 1960-е годы

А. Зиновьев был убежден, что претендующее на мировую гегемонию агрессивное коммунистическое общество и его идеология реально угрожают Западу как носителю цивилизации. Цивилизация, которая опирается не на идеологию, а на религию и мораль, нуждается в защите и самозащите, о чем Зиновьев многократно писал, пытаясь предупредить западную общественность, политиков и интеллектуалов о реальной нешуточной угрозе их существованию.

«Эпоха, осужденная и оплеванная неблагодарными потомками, но непонятая в ее трагическом величии.»

Это А. Зиновьев написал не о времени трагической схватки общества идеологии с обществом цивилизации и не о преопределенной победе первого над вторым. Это — об эпохе реального коммунизма, которая кончилась совершенно неожиданно для ее исследователя и летописца. Насчет неблагодарных потомков Зиновьев слегка преувеличил: имя Сталина заняло достойное место среди лучших «имен России» в телевизионном рейтинге, и голосовали за него совсем не только пожилые люди, обиженные на реформаторов. А чтобы приток благодарных потомков не иссякал, учителям навязано пособие о лучшем менеджере всех времен и народов. Трагическое величие Сталина еще предстоит описать грядущим авторам эпических поэм.

«…Почему он выступает как антисталинист в самый опасный период советской истории, то есть в 1930-е? Почему затем пишет книгу, восхваляющую великую роль Сталина в создании Советского государства? Почему он предпочел провести десять лет (1976–1986 годы), срывая личину с истинного лица советского коммунизма и описывая угрозу, которую он представляет для Запада и цивилизации, а затем провести остаток своей жизни, воспевая добродетели коммунистического типа жизни и ведя интеллектуальную войну против того самого Запад, чья беззащитность перед советским захватом его так беспокоила?»