Йован Киш не намерен подыхать на виселице. Или в тюрьме.
Умирать в постели он тоже не хочет. На жесткой казенной койке. В белых больничных стенах.
Семья. Жена, дети… Тогда он согласился бы умереть дома. Если бы был близкий человек, проводивший его до порога смерти.
Все чаще он думает о смерти.
Прежде, когда он изо дня в день смотрел смерти в лицо, такие мысли его не занимали.
По этому признаку он и определяет, что стал стареть. Нет, он сам решит, когда и как ему умирать.
Закрывая глаза Данило Вуичичу он осознал, что смерть бывает хорошая и плохая.
Осколок камня впивается в лоб. Одна секунда — и конец.
Смерть на виселице — тоже какие-то секунды.
Данило умер хорошей смертью.
Во второй половине дня Йован Киш отсыпается.
В шесть часов открывает глаза. Голова тупая, одурелая. Киш наливает себе стаканчик рома. Снова ложится в постель, выкуривает сигарету.
Бреется, принимает в мотеле душ. Вызывает по телефону такси.
Жена коменданта варит Кишу кофе. Мочки ее ушей оттягивают крупные золотые кольца серег. Киш целует ей руку.
Такси приезжает в восемь часов.
— Куда-нибудь в приличное место, — говорит Йован Киш. — Поразвлечься.
— Вас понял.
Шофер не гонит машину. Ведет спокойно, ровно. Дорогу окаймляют ряды тополей.
— Бар открыт до двух ночи. Программа — что надо.
Киш откидывается на сиденье. Он чувствует себя усталым.
— Есть там у меня одна знакомая девочка, — продолжает таксист. — Можно сказать, первый класс. Если желаете, познакомлю.
Киш не отвечает.
В баре работает воздушный кондиционер и царит полумрак. Метрдотель провожает Йована Киша к столику в углу. Разумеется, в обмен на сотенную бумажку, сунутую ему в карман.
Отсюда виден весь зал. И танцевальная площадка, и эстрада.
Киш заказывает кампари со льдом и содовой.
Программа еще не началась. Оркестр под сурдинку ведет мелодию. Ударник, исполняя соло, подбрасывает вверх барабанные палочки.
Его насаждают аплодисментами.
Глаза Иована Киша быстро привыкают к полумраку.
За соседним столиком сидит толстобрюхий господин средних лет в безукоризненно сшитом костюме с белым платочком в нагрудном кармашке. Справа от него стареющая дама с ниткой жемчуга на шее. Через проход — двое парней в джинсах. Они по-немецки обсуждают между собой предстоящую на завтра экскурсию в Хортобадь.
Позади них — в одиночестве за круглым столиком — платиновая блондинка. Наманикюренными пальцами она держит длинный мундштук слоновой кости.
Бар пока что заполнен не весь.
Метрдотель подводит к столику по соседству с Кишем молодую пару. На девушке белое платье с глубоким вырезом. Юбка едва прикрывает бедра. На юноше белая рубашка и белые брюки.
Йован Киш усмехается.
На нем тоже белая рубашка и белые брюки.
Остановившись перед девушкой, он сдержанно кланяется.
Развлекаться так развлекаться.
Девушка в белом платье улыбается ему. Перед тем как встать из-за столика, она делает глоток из своего бокала.
Юноша в белом тоже улыбается.
— Вы красавица, — говорит Йован Киш.
Музыка медленная, тягучая. Киша клонит в сон.
— А вы любезны. Или учтивы.
— Решайте же: любезен я или учтив?
— Пока еще не знаю.
— Жаль.
Сейчас следовало бы крутануть девицу. Или прижать ее к себе.
Йован Киш вяло держит ее в объятиях.
— Жаль, — повторяет он. — Я думал, что я вам любезен.
— Ведь это не одно и то же: любезны вы мне или любезны со мной.
Усталость как рукой сняло.
— Вам придется обучить меня подобным тонкостям. Я не до такой степени владею вашим языком. Ведь я не венгр.
Девушка удивлена. У нее карие глаза и темные волосы.
— Я — югослав. Точнее: отчасти хорват, отчасти венгр, а отчасти шваб.
— Ну а я отчасти венгерка, отчасти еврейка, а отчасти австрийка.
Оба смеются.
Йован Киш рад, что он способен смеяться.
Ударник опять подбрасывает вверх палочки. Судя по всему, он гордится этим своим умением. Вот он ударяет пр тарелкам, и оркестр взрывается рок-н-роллом.
Йован Киш останавливается.
— Ну, для этого я слишком стар.
Девушка в белом смеется.
— Стар? Да вы могли бы пройтись в рок-н-ролле вокруг всего экватора.
— Возможно. Но я не хочу.
— Так бы и сказали.
Киш провожает девушку к столику.
— Мой старший брат, — говорит девушка в белом?
Йован Киш кланяется. Сухо, сдержанно, как метрдотель.
— Вы что, сговорились одинаково вырядиться? — смеется девушка.