В павильоне гаснет свет. На фоне открытой в аппаратную двери лохматый ушастый силуэт шутовски отдаёт честь.
Становится окончательно темно.
Непонятно где, словно по внутреннему своду черепной коробки, проносится юркий «Зенит-М». Контроль залесными пожарами.
Над головой разгорается флюором расчерченная по потолку кабинки координатная сетка. Теперь «Зенит-М» пересекает её по диагонали. Этот спутник я давно не трогаю — он обклеен ещё под трёх орби, им и штурвал.
Из затылка к темечку ползёт массивный куб «Циклопа». Милицейское и пограничное наблюдение, выведен на временную орбиту трое суток назад.
Ну, давай, Лёлька, первый подход к снаряду.
Кресло запрокидывается, я ложусь спиной на плоскость экватора. Мерцающая паутина сетки скользит вслед каждому моему движению. На стекле кабины загораются ряды зелёных и красных строчек — текущие и требуемые векторы скорости.
Теперь «Циклоп» прямо передо мной. Протягиваю руки. Спутник похож на коробку от торта, отлитую в чугуне. Стараясь, чтобы не соскользнули ладони, одной плавно нажимаю на угол, другой подпираю днище. В левом локте предательски дрожит какая-то мелкая жилка.
Краем глаза замечаю, как поползли-замелькали зеленые цифры. Зажглась жёлтая процентная шкала.
Не спеша выдавливаю «Циклоп» выше и выше. Координатная сетка становится помехой, ненужной абстракцией.
Я — размером с два глобуса. Моя голова торчит из верхних слоёв атмосферы, как из кружевного воротничка. Ноги целят в Большого Пса. Я беременна Землёй, я воздушный шарик, руки нелепо торчат из Атлантики и Пацифики. Но в моих ладонях зажата хрупкая металлическая коробка, и я направлю её туда, где ей положено быть.
Зелёное подравнивается к красному. До завтра, одноглазый! Я отпускаю «Циклопа» и сдуваюсь, падаю, проваливаюсь к поверхности суши, пятьдесят пять и сорок пять северной, тридцать семь и тридцать семь восточной, в промятое кресло с грубой обивкой и жёсткими подлокотниками.
Возвращаюсь в сидячее положение. Наощупь нахожу бутылку воды. Пузырики бьют в нос, и тут же — фшихх! фшихх! фшихх! — проносится через носоглотку целое звено «Авгуров». Слишком много небесных тел за эти годы обзавелись моей чешуёй.
Под правым глазом разрастается сияние. Ещё не контакт, лишь его предчувствие. Готовность пять минут.
В наушниках просыпается Валька:
— «Циклоп» отрихтован, чистая работа.
Сосунок, он мне ещё...
Я понимаю, что кусаю губы от смеха, — хотя того же Петруччо за подобный комментарий стёрла бы в нанопыль.
Надо мной, вокруг меня, расчерченная мерцающей решёткой, раскинулась бесконечность. Через неделю я дотянусь до Луны. Почему же я не могу, выйдя из «Орбит и Траекторий», отправиться туда, где меня ждут? К тому, кто...
Сколько лет прошло, а слова несостоявшегося мужа — как ядовитая заноза. Чуть что, сразу саднит.
Любовь, рассуждал мой человек-пылесос, бывает всего двух видов. Лицом к лицу и спиной к спине. Либо двое замыкаются друг на друге—тогда внешний мир превращается в декорацию, в задник, в фон их любви. Либо у каждого собственная, отдельная жизнь, и всё своё, но каждую секунду чувствуешь, как справа под лопаткой бьётся ритм чужого сердца.
А лицом к спине, предостерегал романтик-прагматик Макс, это уже не любовь. Это мучение, Лёлька.
Я не могу лицом, лицом я к небу! Получается, меня нельзя любить? Или нельзя показывать мне своё чувство? Притворяться, что к спине прилегает спина? Бред и лицемерие! Значит...
—Лёля, к тебе гости с востока!
И что же мне, Валька, с тобой делать? Не хочу тебя мучить, но и отпустить что-то совсем не могу...
Кажется, что в аудиоканале шумит прибой. Ух ты, Кристина собственным вокалом!
— Ну, мужайся, неженка! Такую штуку ты в руках ещё точно не держала!
Минутная готовность.
Из-за горизонта моей правой скулы восходит неимоверный, невероятный лунный корабль.
Валька в свободное время пишет детские сказки, и читает их мне, когда в манёврах лунного модуля возникает пауза. Баюкает и лелеет.
Дни и ночи слились в одно сплошное рябое полотно. Сдавая в конце вахты наше сорокаметровое дитя с рук на руки Марике, я едва выползаю из кабины. Не игуаной, а морской звездой, медузой, мхом, без мыслей и без чувств пластаюсь в релакс-зоне, на потеху бестолковым орби. Массажисты сворачивают меня в рулон, а корпоративный доктор цокает языком и периодически вкалывает что-то тонизирующее.
Иногда я остаюсь ночевать на работе, и тогда наутро меня будит запах фиалок или горячего шоколада.