Вот уж поистине, нет ничего более неуловимого и эфемерного в целом мире. Но на то она и идея. Идеи, согласно Платону, обитают в особом, идеальном мире, и мы, жалкие людишки, в состоянии разглядеть только тени на стене — тени, которые отбрасываются этими самыми идеями.
В таких нечеловеческих условиях поди разбери толком, что именно ты там видишь и как это понимать. Существует ли российская национальная идея на самом деле, или нам это только кажется? Или просто очень хочется, чтобы она существовала?
Принято считать, что всякая социальная общность — народ, нация, сложившаяся в пределах государственного или иного образования, формирует определенную идею, скрепляющую, как цемент, данную общность в сфере духовной жизни. Она позволяет обществу самоидентифицироваться, отделить себя от других, объединить людей разных социальных слоев и национальностей.
Известный российский политолог Леонид Радзиховский в статье «Идея» пишет следующее: «Язык, традиция, стиль, мифология, менталитет — только это и объединяет НАРОД, только это создает народ, это и ЕСТЬ народ. Вне менталитета, традиции, стиля, языка — народа просто не существует. Без государства народ существовать может (украинцы или казахи до 1991 года), без единой территории может (евреи, цыгане), без единой религии может (немцы — католики и лютеране, “американцы” в США). А вот без общего менталитета, языка, стиля, мифа — не может (т. е. люди будут тогда входить в ДРУГИЕ народы). Собственно, государства и “придуманы” для защиты своего менталитета. Если сравнивать нацию с книгой, то важны не физические листы бумаги (люди с их телами), а СОДЕРЖАНИЕ книги. Вот это содержание и есть НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ».
Соображения очевидные, с ними трудно поспорить. Но история данного вопроса в России на редкость сложна, противоречива и запутанна. Попробуем пунктиром наметить основные вехи. Попробуем раскрыть, хотя бы вкратце, содержание этой удивительной книги.
Замечу сразу, что предпочитаю формулировку «российская», а не «русская» национальная идея. Причина — многонациональность российского государства. В этом контексте национальная идея совпадает с государственной. Иначе мы делаем неизбежный шаг к выяснению, кто русский, а кто нет, к отделению одних от других, к бесплодным и бессмысленным разговорам о чистоте нации... Лет сто назад эти темы еще могли быть новыми и актуальными, но не сегодня. Поэтому идея — российская.
Итак, началось всё, конечно, давно — надо полагать, еще века с девятого, когда на княжение были призваны варяги. Самая первая национальная идея была сформулирована крайне просто и доходчиво — чтоб был порядок. Ибо земля русская, как известно, вельми обильна, но порядку-то в ней и нет.
Хотя на полноценную национальную идею это пока не тянуло: трансцендентности явно не хватало, какой-то возвышенности, что ли, духовности.
Принятие христианства сыграло в этих поисках решающую роль. Через некоторое время вызрела, выкристаллизовалась и в течение ХV-ХVII вв. оформилась теория «Москва — новый Иерусалим» / «Москва — третий Рим». Ее значение огромно.
Во-первых, она конкретизировала несколько абстрактные представления о вселенской, внеисторической миссии русского народа. То есть оформила мессианское сознание наследников Византийской империи; Россия стала считать себя последним истинным оплотом христианской веры, а именно — православия.
Во-вторых, раз мы одни такие замечательные, уникальные и правильные, все остальные вокруг становятся или актуальными, или потенциальными врагами. Все только и жаждут, тайно или явно, разрушить нашу веру и поработить. Понятия «русский» и «православный» зачастую воспринимались как синонимы. Войны с Польшей, с рыцарскими орденами воспринимались как противостояние католицизму; войны с Крымским, Казанским ханством, с Турцией тоже имели религиозный оттенок.
В-третьих, необходимость сохранения истинной веры обусловила стремление к изоляции. Оградить православное государство от чуждых влияний, не пущать и не допускать ничего, что не соответствует канонам. Вспомним, с каким трудом шла европеизация России при Петре I.
В-четвертых, теория «Москва — третий Рим» выразила стремление к возвышению Московского княжества над своими соседями-конкурентами, стремление к преодолению феодальной раздробленности Руси и к ее дальнейшей централизации. Имперские притязания и территориальная экспансия московских правителей стали более обоснованны: нести свет православия непросвещенным народам. Византийская концепция «симфонии царства и священства» (неразделимость, союз светской и церковной власти) воплощалась в полный рост.