Борьба пролетариата с буржуазией, социализма с капитализмом (империализмом) есть воплощение тех же образов. В советские времена было в ходу понятие «пггурм»: пггурм полюса, атома, глубин океана, космоса; производственная деятельность была видом борьбы, «трудовым подвигом». Образ врага здесь расплывчат и точно не определен — им может быть и природная стихия; образ же двух противоборствующих крепостей наличествует достаточно явно.
Враги, повторяю, могут быть внешними (капиталистическое окружение) и внутренними (враги народа в 30-е годы, диссиденты в 60-70-е), а еще лучше, если они слиты воедино, в один флакон («троцкисты — агенты империализма»). Подобный синкретический образ врага совершенно необходим для любого тоталитарного общества: ошибки руководства нужно на кого-то списывать. Не может же каждый раз быть, допустим, причиной неурожая плохая погода. Если врага нет, его, как Бога, нужно создать, и он должен быть таким, чтобы его признали достаточно широкие слои населения. Поэтому мифотворец должен хорошо чувствовать народные настроения, ориентироваться в бытующих мифах, стереотипах, предпочтениях, симпатиях и антипатиях. А еще лучше, если мифотворец сам искренне верит в то, что придумывает.
Основанный на дихотомическом мировосприятии образ врага играет ключевую роль и в современной российской политике: скажем, отчетливо прослеживаются противостояния «коммунистов» и «демократов», «президента» и «олигархов», нынешних сторонников власти и «несогласных». Та же «фишка» сыграла определенную роль и в приходе к власти в 2000 году президента В. В. Путина: в предвыборном письме-обращении к россиянам отчетливо прослеживались образы двух крепостей: «вражеской» (чеченской) и «нашей» (российской). Опять же, США, НАТО... Другими словами: «Америка — параша, победа будет наша...» Есть мнение, что если не отвлекать российских граждан болтовней о коварном внешнем враге, то слишком много внимания придется уделять внутренним проблемам и причинам их возникновения. Но это всего лишь мнение, не более того...
Конечно, в той или иной степени образ врага необходим вообще для любого общества, для его самоопределения, самоидентификации и сплочения. Но, как известно, всё хорошо в меру. Конечно, без победы нет и возрождения страны, возрождения общества. А как поднимешься с колен, если некого побеждать, кроме себя самих?
Ну что ж, если мы обороняем от врага осажденную крепость, как нам обойтись без харизматического лидера, без вождя, без организатора и вдохновителя всех наших побед, без культурного героя, который сплотит нас, покажет верный путь, научит добывать огонь, пахать, сеять и жать? Резонный вопрос.
Повторю еще раз: божественные, надчеловеческие свойства правителя — похоже, что этот архетип впитывается в России чуть ли не с молоком матери. Во многом он ведет свое происхождение всё от той же вездесущей теории «третьего Рима» и небесного благословения на трон. Присущий скорей деспотическому Востоку, чем демократическому Западу, этот архетип — медицинский факт, от которого никуда не деться и не откреститься. А отсюда и вполне закономерный приоритет интересов государства перед интересами отдельного человека. Не государство для человека, а человек для государства — когда у нас иначе-то было? Многих ли правителей у нас выбирали голосованием (я даже опускаю слово «всенародным»)? Как часто царь-батюшка, будучи вынужден прислушаться к общественному мнению, слагал с себя властные полномочия и добровольно уходил в отставку? Это ли не настоящая фантастика?