Старик встал и взял инструмент в свои тонкие, посиневшие руки.
Как и большинство виолончелистов, он умел играть на скрипке, хотя, привыкнув к более длинному диапазону виолончели, эта операция была для него трудной и часто гротескной. Однако он знал, что хотел услышать, и, когда он играл приближающиеся пассажи, на его лице появилась улыбка удовлетворения.
Вверх по эбонитовому грифу поднимались танцующие пальцы, в то время как смычок неуклонно выводил любимые тона. До трудного отрывка оставалось всего несколько нот. Феодор чувствовал, что делает это именно так, как ему хотелось, чтобы это сделал Йозеф, и впервые за несколько месяцев был по-настоящему счастлив.
Пальцы старика мягко потянулись к гармонике, созданной тем, что пальцы едва касались струны, вместо того чтобы сильно нажимать на нее. Но тут руки, привыкшие к ощущению более крупных струн, заколебались. Они стали блуждать. Смычок все еще скрежетал по тетиве, но не раздавалось ни звука.
Пот струился со лба Феодора, и румянец выступил на его заросших серой щетиной щеках. Но он продолжал.
Внезапно из инструмента вырвалась пронзительная нота. Странный писк ноты, который был таким тонким и резким, что заставил нервы звенеть.
И в то же мгновение произошла любопытная вещь.
Мать Йозефа, которая не была художницей, но прониклась любовью художника к красоте, во время путешествия с Феодором почти по всему миру собрала великолепную коллекцию венецианской стеклянной посуды. В коллекцию были включены две вазы, которые она ценила больше всего.
После ее смерти Феодор поставил их на рояль, так как находил это место, где им с наименьшей вероятностью причинят вред. Он знал им цену, и хотя он не в полной мере ценил их радужную красоту, он дорожил ими за то, что они ассоциировались с его женой.
Когда его нащупывающие пальцы извлекли эту странную гармонику из скрипки Йозефа, одна из драгоценных ваз треснула прямо надвое, и одна из половинок скатилась с края крышки пианино, звякнула по паре клавиш при падении и разбилась об пол.
Феодор был ошеломлен этим несчастным случаем. Но Йозеф мгновенно перешел к активным действиям.
— Отец. Ради Бога, не шевели пальцами. Попробуй сделать ту же ноту еще раз.
Феодор, пораженный просьбой сына, не пошевелил пальцами. Но он не решался протянуть смычком по струнам.
— Попробуй еще раз, говорю тебе.
В голосе Йозефа звучала та жесткая нотка движущей силы, которая заставляет людей бросаться на смерть по желанию лидера, и сопротивление старика было ослаблено чем-то вроде ужаса. Осторожно он попробовал ноту еще раз.
Другая ваза, которая, как надеялся Йозеф, рассыплется, зазвенела ответной нотой, но не разбилась.
— Черт возьми. Ты сделал это неправильно. Попробуй еще раз.
Но Феодор пришел в себя и отказался от дальнейших покушений на семейные реликвии. Вместо этого он начал оплакивать разбитую вазу.
— Твоя мать была очень высокого мнения об этой паре ваз. Что бы она сказала, если бы узнала, что одна из них разбилась? И я не смог показать тебе, как играть это место. Мне грустно, Йозеф, очень грустно.
Но Йозеф, по-видимому, не слышал. Он взял скрипку и потянулся к той же гармонике. Он обнаружил, что может заставить вазу звучать в такт ноте, но не может ее разбить. Он итал испытывать иные звуки на других предметах в комнате. Однажды он нашел звук, который заставил его отца поморщиться от боли.
— Какого дьявола ты делаешь, Йозеф? — рыкнул Феодор. — Я мог чувствовать, как звуковая вибрация прокалывает все мое тело. Ради всего святого, уходи. Меня уже достаточно пытали.
Йозеф ушел, но он нес в своем сознании один из самых мощных зародышей гениальной идеи, которую когда-либо знал человек. На уроке музыки он обнаружил применение принципа, который должен был сделать его национальным героем, спасителем своей страны и, наконец, мучеником собственной изобретательности.
Он больше никогда не брал уроков музыки. С этого момента он посвятил всю свою энергию и мысли совершенствованию идеи, которая должна была произвести революцию в методах ведения войны, которая должна была избавить берега Соединенных Штатов от их самого сильного врага и которая должна была дать в руки правительства оружие, настолько мощное, чтобы сделать другие войны невозможными, если его собственная страна сама не решит вести их.
Объявление войны Соединенным Штатам Объединенными азиатскими нациями произошло с внезапностью удара грома. Газеты объявили об этом в одно из воскресений июня 1945 года. Они обнаружили, что страна совершенно не готова, занимаясь своим обычным делом, собирая доллары, чего, по их мнению, было достаточно, чтобы помешать другим странам осмелиться на какое-либо нападение.