Все начали гадать, каким будет следующий шаг. Их недолго держали в неведении.
Едва атака закончилась настолько быстро, чтобы весть о ней достигла Вашингтона, как оператор в Капитолии получил сигнал беспроводной телефонной связи из неизвестного источника. Голос попросил соединить его с военным министром Роджером Л. Бейтсом.
Объединенные Азиатские нации пожелали провести переговоры с официальными лицами Соединенных Штатов.
Госсекретарь Бейтс созвал спешное заседание Кабинета министров, и те члены, которые были на месте, собрались перед радиоприемником в военном министерстве. Соединение было настроено.
— Я представитель азиатских держав, — произнес голос без следа иностранного акцента. — Вы видели, на что мы способны. Тихоокеанское побережье полностью в нашей власти. Панамский канал в наших руках, и в данный момент наши корабли проходят через него. Молния не может ударить быстрее или яростнее, чем наши бомбы. Однако мы готовы предложить мир.
Голос смолк. Государственные деятели, столкнувшиеся с кризисом, превзошедшим их самые смелые мечты, почувствовали себя крайне неуютно. Голос раздался снова.
— Вы хотите услышать наши условия?
— Что у вас за условия? — удалось спросить секретарю Бейтсу.
— Такие же простые, как и наша добиваться их, — последовал быстрый ответ. — Мы требуем того же права в вашей прекрасной стране, которое вы предоставляете европейцам. Мы также требуем компенсации в размере десяти миллионов долларов в год в течение двадцати лет, чтобы покрыть наши военные расходы и в качестве оплаты за прошлые унижения, которым подвергся наш народ из-за вашей нелепой дискриминации.
При первом пункте условий высокопоставленные лица, собравшиеся вокруг радиоприемника, явно вздохнули с облегчением. О деньгах пока не упоминалось. Но когда последний пункт стал ясен, их лица посуровели.
На губах Бейтса так и вертелся крик: "Ты можешь убираться к черту!", но он сдержался. Видения непогребенных мертвецов в Сан-Франциско смутно всплывали в его сознании. И все же он задавался вопросом, как долго страна сможет противостоять такому врагу, если вообще сможет.
— Попросите отсрочки на два дня, — прошептал один из членов кабинета.
— Мы согласны на это, — немедленно раздался голос посла. — Но в 2 часа, ровно через сорок восемь часов, мы позвоним снова. Ваш ответ либо высвободит еще больше ярости против вашей беспомощности, либо вам будет дарован покой. До свидания.
С едва слышным щелчком прибор отключился.
Новость о переговорах облетела телеграфную систему страны. Сначала это не вызвало ничего, кроме ужаса. Тогда решительное желание не поддаваться запугиванию охватило нацию.
В Вашингтоне те умы, которые не были осквернены политически и финансово, пробудились к действию. План обороны начал формироваться удивительно быстро.
Президент Бертон сообщил прессе окончательное решение за несколько часов до того, как разнесшийся по всему морю радио-запрос достиг Капитолия. В своем выступлении перед сенатом он сказал:
— Нас не запугаешь. Нация успешных бойцов, которая своей кровью купила само право быть нацией, выстоит. Нашим ответом азиатам будет: "Мы будем сражаться!"
Ответа на этот ультиматум не последовало, когда он пронесся над заброшенными домами на Тихоокеанском побережье к ожидающим желтым ушам.
Это была бы война.
Когда на следующий день вражеские корабли появились у Сэнди-Хук, готовые послать свои смертоносные самолеты над Нью-Йорком, не случилось того, что было тремя днями ранее внутри Золотых ворот.
Орудия замолчали, когда вертолеты поднялись со своих причалов на больших судах. Они приближались к городу, летя низко и уверенно. Сразу за бутылочным горлышком всемирно известной гавани появился первый ответ на вражескую увертюру.
С Губернаторского острова резко заговорила тяжелая зенитная пушка.
Над приближающейся эскадрильей показалось облачко дыма. Они продолжали идти.
Шесть орудий взревели одновременно, и шесть снарядов разорвались ближе к самолетам. Цель полета еще не была достигнута, и пилоты не были защищены от газа так же, как от шрапнели.
Второй залп, и один из самолетов закачался в воздухе. Секунду спустя он явно вышел из-под контроля, а затем, как раненая ржанка, рухнул в воду.
Азиатские самолеты, защищенные от летящего металла, не могли защититься от высококонцентрированного угарного газа, который немедленно глушил их двигатели и наполнял легкие пилотов смертоносными парами.