Эта мысль какъ то все поставила на свое мѣсто. Онъ дѣлалъ свое дѣло; дѣлалъ открыто, не стѣсняясь; глупы были тѣ, которые то-ли не замѣчали, то-ли не понимали этого.
Спокойствіе вернулось ко мнѣ. Я осмотрѣлъ всѣ свои карманы. Въ бумажникѣ лежала метрика, два освобожденія отъ военной службы — большевицкое и добровольческое, и пять рублей деникинскими деньгами. Кромѣ того, въ одномъ изъ кармановъ валялся грязный носовой платокъ.
Это было все. Шевельнулось было искушеніе — пойти на квартиру и захватить смѣну чистаго бѣлья, мыло и полотенце. Но я не рискнулъ; на это надо было потратить съ часъ, а за это время, Богъ знаетъ, что могло случиться.
Проѣхала мимо двуколка нашего полка съ имуществомъ команды связи. Везла повозку сама команда: четыре человѣка тащили ее за оглобли, а другіе подталкивали сзади. Кто то изъ людей-лошадей сообщилъ, что перестрѣлка идетъ уже у самаго дворца, и они подъ пулями вывезли свое достояніе; мнѣ предложили отправиться съ ними; я отказался, — мнѣ хотѣлось присоединиться къ нашей ротѣ, гдѣ у меня было много знакомыхъ.
Вмѣстѣ съ войсками уходили жители занятыхъ уже окраинъ.
Виднѣлись рабочіе, чиновники, торговцы, пожилые и молодые. Мужчины тащили узлы и чемоданы, женщины вели дѣтей. Одну совсѣмъ древнюю старушку артиллеристы устроили на орудіи, на сидѣніи для прислуги; дѣвочка въ башлыкѣ ѣхала на зарядномъ ящикѣ.
Пришелъ, наконецъ, мой компаньонъ, съ сынишкой, свояченицей и небольшимъ чемоданчикомъ.
Двуколка съ хлѣбомъ не появлялась. Она очевидно пошла по другой дорогѣ или же попалась въ руки большевикамъ.
Мы ждали около двухъ часовъ. Обозы стали рѣдѣть, лишь съ Подола тянулись послѣдніе возы.
Возчики говорили, что Подолъ уже занятъ большевиками.
Наконецъ, къ нашей радости, показался знакомый развѣдчикъ.
— Ступайте за обозами, — сказалъ онъ, — первая рота и двуколка съ хлѣбомъ направилась по Фундуклеевской къ Кадетской рощѣ. Тамъ гдѣ-нибудь встрѣтимся. Наши цѣпи на Крещатикѣ прикрываютъ отступленіе, — и онъ снова убѣжалъ.
Послѣ минуты раздумья, мой спутникъ снялъ шапку и истово перекрестился.
Его свояченица, молодая дѣвушка, оглядѣлась кругомъ и тоже перекрестилась. На глазахъ у нея блеснули слезы.
— Идемъ, — сказала она, беря мальчика за руку.
Еще одинъ мигъ томленія, еще какія то быстрыя, безшумныя, неуловимыя мысли.
Мы тронулись.
И съ первымъ шагомъ то загадочное и непонятное, что всегда, можетъ быть, живетъ въ человѣкѣ, но что говоритъ лишь въ самые большіе моменты, вдругъ проснулось, взметнулось и подняло сознаніе превыше пространства и времени. И оттуда, съ этой высоты, въ единый мигъ, въ которомъ не было длительности, на безконечной равнинѣ, въ безконечномъ отдаленіи выявилась вся прошлая жизнь. И по вѣщему наитію стало ясно, что съ этимъ прошлымъ кончено, разъ навсегда. Всѣ образы сгрудились, сдвинулись, слиплись въ одинъ безформенный комъ и, словно съ дыханіемъ, скользнули внутрь. По тѣлу пробѣжала дрожь тоски и печали, но на душѣ стало спокойнѣе, свѣтлѣе, свободнѣе.
Прошлаго не было; было одно только будущее. Что оно несло въ себѣ?
Парижъ, 1926.