— Сумку тебе уже приготовили; видишь, какие мы заботливые…
И он так внезапно дернул меня за ворот, что я не успел уклониться.
— Ну и, само собой, не вздумай подавать знаки парню внизу, когда мы пойдем мимо.
Он грубо стащил меня с кровати, и я плюхнулся на четвереньки прямо на коврик. Толстяка это привело в полный восторг. Он аж захлебнулся от смеха. Такой простодушный детский смех…
— Я гляжу, тебя рассмешить нетрудно, а, пузан?
Очень уж мне хотелось поставить на место этого жирного борова. Но мне незамедлительно ответили ударом ноги по ребрам. Тогда я заткнулся и с трудом встал. Теперь руки у меня освободились, и я воспользовался этим, чтобы осторожно пощупать затылок. Там вздулась огромная шишка, болело адски. Вот сволочи, знали, куда бить!
Верзила открыл дверь и оглядел коридор. Потом знаком велел нам следовать за ним, и мы вышли к лестнице. Один шагал впереди меня, другой сзади. В таком сопровождении трудно исхитриться на что-нибудь путное. Я и пытаться не стал.
Портье внизу по-прежнему отсутствовал, и это меня даже утешило. Я наверняка не удержался бы и подал ему какой-нибудь знак. И ничего хорошего, конечно, не добился бы.
Выйдя на улицу, эти типы отконвоировали меня к привокзальной стоянке, где было почти безлюдно. Они зажали меня между собой так, что вырваться нечего было и думать. Верзила открыл дверцу "вольво-турбо" и велел мне сесть рядом с толстяком на заднее сиденье. Затем он спокойно вырулил со стоянки на дорогу.
— Ну, и куда мы едем?
Ситуация явно перестала мне нравиться.
— Ты, пупсик, не волнуйся, — хихикнул толстяк.
Я почувствовал сквозь плащ прикосновение ствола его револьвера. И отодвинулся подальше от него, к дверце.
Машина шла вдоль Сены к периферийным бульварам… Потом выехала на Южное шоссе, миновала Орсэ, Бюр, Жиф, Сен-Реми. Достигнув Шеврез, она свернула не узкую, ведущую вверх дорогу. Город давно остался позади. Я начал волноваться всерьез.
Верзила с невозмутимым видом вел машину. Время от времени он поглядывал в зеркальце заднего вида, явно опасаясь погони, потом принимался насвистывать сквозь зубы веселый мотивчик.
— Скоро будем на месте, — прошептал мне толстяк успокоительно, когда машина миновала дорожный указатель с надписью "Милон-ла-Шапель".
Странное дело, меня это ничуть не утешило.
Мы проехали мимо нескольких рощиц, окруженных высокими заборами. Н-да, в этих местах обитали явно не пролетарии. Хоромы здесь были что надо.
Свернув с дороги, машина запрыгала по колдобинам грязной и узкой тропинки. В какой-то миг я подумал: а не собираемся ли мы наведаться в одно из этих роскошных частных владений. Но нет: дорожка вела лишь в глубь рощи. Верзила включил фары, поскольку темнота все сгущалась. Вокруг машины заплясали загадочные тени.
Внутри царила мертвая тишина.
Все это походило на разведку в лесу.
Я слишком молод, чтобы успеть повоевать в Алжире, но много слышал об этом. От старших сослуживцев.
Мы въехали на что-то вроде лужайки, верзила развернулся и остановил машину.
Я признал револьвер, который он держал, — это был мой "манюрен". Значит, сейчас произойдет то, что я и предчувствовал…
Я попытался было заговорить, выиграть время. Но толстяк только скучающе глянул на меня и все. Потом бросил своим слащавым голоском: "Конечная остановка!", — и сделал мне знак выходить.
Я огляделся, отыскивая хоть малейший шанс на спасение. Фары освещали жидкие кустики перед машиной. Дальше — темно, ничего не разобрать.
— Ну, шевелись! — прошипел верзила.
— Что вы хотите со мной сделать?
Я никак не мог смириться с мыслью о смерти.
— Угадай! — ответил толстяк без всякой, впрочем, угрозы в голосе.
Угадать было нетрудно.
—. Ладно, я согласен сдохнуть, но вы хоть скажите, за что?
— А мы почем знаем? Нам платят — мы работаем… И работенка эта нам нравится.
И он прыснул. Я настаивал:
— А тех двух, леваков… тоже вы?
— Ну-ну, хватит болтать! — прервал меня верзила.
И я услышал щелчок заряжаемого револьвера — моего револьвера. Холодная дрожь пробежала у меня по спине. Я едва удержался на ногах. Колени задрожали так, что мне пришлось опереться о крыло машины.
Толстяк несильно обхватил мою руку.
— Сюда, мой птенчик, сюда, — сказал он, подталкивая меня вперед.
Я было уперся, но хватка у него оказалась железная. Мои башмаки разъезжались на мокрой глине.
И вот я оказался стоящим по стойке "смирно" в безжалостном свете фар.
— Эй, не делайте глупостей! Всегда можно договориться…