— Малыш, ну чего ты тут стоишь? Замерзнешь, — на плечи мягко лег теплый плед, а сверху него опустились мужские руки.
— Ты же должен был уехать? — удивленно спросила Маша, считавшая, что Мороз уже на пути в город.
— Решил остаться еще на одну ночь. Кормить будешь?
— Буду, — улыбнулась девушка и поспешила в дом.
Уже вторую неделю она находилась вдали от столицы и постепенно привыкала к загородному укладу. Несмотря на весь шик большого бревенчатого дома, напичканного по последнему слову техники, жизнь здесь текла по другому и время как будто замедлялось, переходя с бешеного бега большого города на размеренный шаг, позволяющий наслаждаться каждым мгновением.
Мороз приезжал через день и часто оставался с ночевкой, но не выказывал Маше никакого мужского внимания, кроме повышенной заботы и опеки. Она была безмерно благодарна этому красивому, казавшемуся ей самым добрым мужчине, и не увидев от него никаких посягательств на собственную честь, окончательно расслабилась, только изредка гадая, почему он совершенно бескорыстно ей помогает.
Сегодня получив от него новый смартфон, она связалась с Таней, и та объяснила Галине и Тамаре, что их Маша не пропала, а просто уехала на время. И хотя скандала избежать не удалось, Таня его стойко выдержала.
— Машунь, хватит благодарностей, нормально все с твоей мамой. Лучше скажи: как ты? Когда уже признаешься, куда уехала? Увидеться хочу, — тараторила Кулецкая.
— Танюш, к началу семестра приеду. Где и с кем не скажу. Искал меня Горин?
— Искал. Сам приезжал ко мне… Он развелся. Ребята из областной газеты статью писали…
— Даже так, — по щеке покатилась предательская слеза.
Как бы обрадовалась она этому известию еще месяц назад… А теперь? Горько и как-то больно от того, что все шло наперекосяк.
Может все бросить и вернуться? Примет, ведь, раз искал.
Сердце, все еще влюбленное в губернатора, дернулось и болезненно сжалось, а голова, сразу подчинившаяся чувствам, начала искать лазейки и оправдания бывшему.
Сама не понимая почему, Казанцева поддалась порыву и понимая, что Таня своим заявлением разбередила ее рану, начала метаться, уже заранее зная, что в битве с самой собой точно проиграет.
Жизнь одна.
Решено.
Наскоро попрощавшись с подругой, Маша влетела внутрь и стремительно начала собирать вещи. Когда сумка была заполнена ее мизерным багажом, половину которого составляли футболки Мороза, в которых она, как в платье ходила по дому за неимением других вещей, в комнату постучался Роман.
— Ты чего не спишь, маленькая?
Признаться ему, что сдалась? Он должен понять… Наверняка тоже кого-то любил…
Все еще оставаясь в его майке, решила открыть и столкнувшись с янтарным взглядом пролепетала, как будто извиняясь:
— Ром, я решила вернуться…
Высокая, замершая в дверном проёме фигура Мороза всем своим видом выражала напряжение. Сдвинутые брови, губы, сжатые в тонкую линию и жесткий взгляд янтарных глаз — все это говорило не просто о недовольстве, а о самом настоящем бешенстве.
Остановившись посреди комнаты, девушка подняла на него взгляд и уже другим, еще более несмелым и робким голосом добавила:
— Учеба скоро… Я, правда, тебе очень благодарна. Носишься со мной как с маленькой. Приезжаешь почти каждый день. Не могу больше злоупотреблять твоим гостеприимством.
— Ты не злоупотребляешь. Давай завтра поговорим.
— Мне нужно уехать, понимаешь?
— Понимаю, — тихо протянул он, а после минутного молчания добавил, — к нему?
— К нему, — сил смотреть ему в глаза почему-то не было, поэтому Маша, остановившись рядом, уставилась в пол.
— Нет.
— Что значит "нет"?! — хрупкая и босая, она подняла на Мороза большие зеленые глаза и удивленно приоткрыла рот.
— Я тебя не пущу. Переболей этим ублюдком здесь.
— Что значит, нет? — снова повторила девушка и неверяще уставилась на Мороза.
— Нет — это значит нет.
Схватив сумку, Маша, как и была, в его футболке, попыталась протиснуться в дверь, но едва достающая до его плеч, не смогла даже сдвинуть мужчину с места.
С мыслью о том, почему ей на пути встречаются одни бугаи и амбалы, девушка бросилась колотить кулаками по его широкой, будто каменной груди, но потерпев неудачу, через некоторое время обессилено опустилась на пол и вдруг зарыдала в голос.
Ей было жаль себя и свое израненное сердце, рвущееся к Горину, а еще до глубины души обидно, что Мороз все решил за нее, как за ребенка.
— Маленькая ну перестань. Не сейчас, но потом ты поймешь…