Хорошим примером, если уж сравнивать подводные лодки, могут служить субмарины проекта 885 «Ясень»: создание головной лодки этого типа, «Северодвинск», обошлось в 119 миллиардов рублей в ценах 2011 года, то есть почти в четыре миллиарда долларов по тогдашнему курсу. Серийные лодки, которым в отличие от головного корпуса не пришлось проходить через переработку проекта с последующей перестройкой лодки на стапеле под новые системы, обходятся уже примерно в 70 миллиардов рублей и с учетом текущего курса доллара оказываются почти втрое дешевле «Вирджинии», значительно превосходя оппонента и в скорости хода, и в глубине погружения, и в мощности вооружения, и в уровне автоматизации. Сравнить возможности гидроакустики трудно, но имеющиеся данные позволяют говорить о кратном превосходстве «Ясеня» над модернизированными АПЛ предыдущего проекта 971 «Щука-Б», которые уже устанавливали контакт с новыми американскими субмаринами.
Барьер, однако, никуда не денется — те же «Ясени» определят лицо русского подплава на полстолетия вперед просто потому, что сегодняшние достижения в материаловедении, энергетике, гидродинамике и других дисциплинах, определяющих технические характеристики лодок, не позволят резко их повысить без заоблачного роста стоимости, а развитие науки в этих отраслях тоже отнюдь не становится дешевле.
Остальные промышленно развитые страны, пользующиеся в основном плодами американской, русской, европейской инженерной мысли, будь то Китай, Индия и т. д., также неизбежно упрутся в технологический барьер вслед за своими «донорами технологий».
Как он будет преодолен? Предсказать это сложно. Очевидно, что такое преодоление потребует десятков лет напряженного труда и огромных инвестиций в фундаментальную науку. Сжать эти несколько десятков лет на порядок войной, как это было раньше, невозможно. Современная большая война между державами первого ранга с неизбежным применением ядерного оружия приведет, скорее, к отбрасыванию от этого барьера на десятки лет назад, чем к его преодолению.
Сказанное выше о войне великих держав отнюдь не гарантирует ее отсутствия в перспективе, однако именно этот риск, осознаваемый всеми ведущими странами, скорее, приведет к увеличению числа ведущихся proxy-wars, в которых интересы сверхдержав будут отстаивать, сами того не зная, люди, предельно далекие как от технического прогресса, так и от конвенций о законах и обычаях войны.
Сравнение сегодняшних ядерных арсеналов с химическими времен ВМВ, так и не пошедшими вдело, совершенно некорректно: в отличие от химического оружия, которое обеспечило бы инициатору применения массу политических проблем при крайне слабом военном эффекте, практически абсолютный разрушительный потенциал ядерного оружия делает его применение в случае большой войны неизбежным — как минимум с мотивацией «забрать более удачливого противника на тот свет с собой». Для России вдобавок ядерное оружие является логичным и доступным средством компенсации численного превосходства потенциального противника.
Ведение таких войн будет облегчаться и стимулироваться невероятным объемом техники и вооружения, накопленным ведущими игроками в годы «холодной войны». Несколько сотен танков, близкое число боевых бронированных машин прочих типов при должном насыщении устаревшими артсистемами и стрелковым оружием позволят при достаточной финансово-идеологической подпитке обеспечить конфликтный регион инструментами для бойни на годы вперед, и такие очаги могут создаваться десятками. Что еще хуже — раз возникнув, они могут, при наличии достаточно устойчивой идеологии, переползать в регионы со сходными проблемами уже неконтролируемо. Ярчайшим примером этого рода является пресловутое «Исламское государство»: раз возникнув с очевидного благословения ведущих игроков региона и некоторых влиятельных субъектов мировой политики, оно стало брэндом, своеобразной франшизой, которую примеряют на себя все новые и новые участники.
Подобное расползание в первую очередь представляет угрозу именно для Российской Федерации: плотное соседство с исламским миром и нарастающие социально-экономические проблемы постсоветских государств Центральной Азии (за исключением более стабильного и европеизированного Казахстана) грозят втянуть Россию в «контактную» войну с исламскими радикальными группировками уже в течение ближайших 5–7 лет.