Тема «гонителей» и «вечно гонимых» для Стругацких не нова. Так или иначе она просвечивает во всех последних произведениях братьев-фантастов, кочует из повести в роман и далее. Какие-то избранные, самые тонкие и чуткие, самые интеллигентные и мудрые, душевные и добрые вечно у них в гонениях от общества. Все вокруг плохие, а они, «гонимые», хорошие. Они все знают и все понимают. Они выдержанностью, собранностью, верою в «светлое будущее» противостоят немыслимым, бессчетным армадам «шовинистов», «националистов», «черносотенцев». Они и воспитатели юношества, истинные наставники. Они – как, например, в пресловутых «Гадких лебедях» – постепенно завоевывают любовь и уважение младшего поколения, вбивают клинья между детьми и отцами, а в итоге уводят детей от отцов. Так ли уж все это фантастично? Да нет, пожалуй. Приглядитесь, что ныне происходит в нашей жизни: стал постоянным лозунг – «у молодежи своя культура, своя музыка, свой образ жизни, отцам, старшему поколению не понять их, молодых» и т. д. и т. п. То есть хотим мы это замечать или нет, но настойчиво проводятся в жизнь установки, бывшие прежде в основном в «фантастических» романах иных сочинителей, подверженных комплексу «избранности и гонимости». Когда этот комплекс внутри человека, мы имеем дело с обыденной патологией, заниматься которой дело врачей-специалистов. Но когда «комплексы» выплескивают наружу при посредстве многомиллионных изданий, когда они навязываются тем, кто ими пока не страдает, то мы уже не имеем права помалкивать или, как многие псевдодемократы, восторженно рукоплескать, дескать, во как раскрепостились! Это уже не частная патология. Это уже направленная на умы и души эпидемия! Распространяется вполне сознательно и в массовом порядке нравственный СПИД! Авторы стремятся инфицировать собственной навязчивой манией преследования миллионы чистых и наивных душ, не знающих ни истории своего народа, ни истинного положения по части «гонимости» и «избранности».
С некоторых пор стало у нас необыкновенно модным делом играть на одной струне, к тому же в определенной тональности. Сложился даже этакий сверхмощный оркестр, оснащенный всеми существующими инструментами, усилителями, фусами, квакерами и прочей квазитехникой, звучащий отовсюду и без сна и отдыха – когда засыпают наши оркестранты, тут же включаются на всю ночь их собратья-коллеги из всевозможных «радиоголосов». Но не меняя тональности, все на той же струне, все в ту же дуду! Будто нет в мире ничего важнее, будто не умирают ежедневно сорок тысяч детей по всей планете от голода, будто не несут смерть всему живому озонные дыры над нашими головами и с экологией все в порядке… Нет, все про одно и то же, все о «попрании прав» и «преследованиях», все о «гонимых» и «гонителях» – без передыху! И уже привыкаешь к этому сонму голосов, воплей, призывов, и все сливается в какую-то круговерть, сатанинскую пляску, бесовщину, и уже не разберешь, что к чему и зачем, хочется отмахнуться, дескать, будь что будет! Но ведь «оркестр» играет! Да еще как! А значит, кому-то это нужно? Значит, кто-то оплачивает «музыку», и, стало быть, звучит она неспроста? А потому и отмахиваться не след. Сколько мы уже отмахивались, а потом горестно руками разводили, дескать, знали бы, дык и соломки подстелили! Нет, неправда. Знали! Да по природной своей простоте, той, что хуже воровства, на авось надеялись, думали – обойдется. Не обходилось! Ни разу! И все вопли и плачи о «попраниях» и «притеснениях» оборачивались народу нашему смертями и разрухой, мором и гладом.