Более 20 лет я занимался различными системами йога. В.1990 г. у меня начались появляться экстрасенсорные способности, то есть я начал улавливать руками биологические поля человека, появились способности к ясновидению. Занимался я даже под руководством учителей. В январе 1991 г. у меня появился внутренний голос и появились некоторые уникальные способности по обработке информации, у меня появились глубокие философские мысли. Мой организм подвергся системой саморегуляции, здоровье резко улучшилось. Но в это время в меня ворвался другой голос, который меня начал запугивать, обливать грязью (мат), приказы шли по выполнению немыслимых заданий. Задания шли различного плана. Некоторое время я поддался их вытеснению, но затем, видя их абсурд, я стал их игнорировать. В это время я почувствовал, что на меня стали воздействовать какими-то лучами. Сначала я не придал этому значения. У меня резко пропали некоторые мои способности и резко ухудшилось здоровье. В это время моя жена почувствовала, что со мной что-то неладное – имеется в виду с психикой (она в этот период уже расторгла брак 8 января 1991 г., подделав заявление, будто бы от сына, о согласии расторжение брака, но ни он, ни я об этом не знали – узнала я о расторжении брака в сентябре месяце). Мне приходилось себя держать все время в напряженном контроле, но ситуация менялась ежеминутно, владеть ею я не был в силах, так как столкнулся с нею впервые. Жена вызвала врача из психиатрической больницы (28 января с. г., то есть без предварительного обследования врачей психоневрологического диспансера, главврачом диспансера по наговору жены была вызвана скорая, что противоречит всякому закону). Первый раз врач приехал с двумя санитарами от психбольницы. Я сел спокойно на стул и в спокойном тоне вел с ним беседу. Я полностью контролировал себя. Мне задали вопросы странного порядка, на них я просто ответил, что я в нормальном состоянии. На следующий день воздействие со стороны усилилось (какое, я узнал позже), и голос все время провоцировал меня на поступки, которые нельзя даже описать человеческими. Я был на работе, но работать практически не мог. Себя держал все время в напряженном состоянии. Придя домой, приготовил себе ужин и вместе с матерью сели за стол. (Жена нашла лазейку и вновь вызвала скорую через психоневрологический диспансер, чтоб избавиться от моего сына, хотя никаких эксцессов не было и он находился в спокойном состоянии, но как потом она объяснила, что не хочет видеть его мать). Был вызван опять врач моей женой – в это время у меня находилась мать. Когда зашел врач и двое санитаров (то есть они ворвались в квартиру) (сними был также участковый, который был очень удивлен развивающимися событиями). Я сидел спокойно. Я спросил – в чем дело? Но меня просто силком схватили и повели в скорую помощь, которая стояла во дворе. Затем на скорой помощи меня долго возили – минут 30 и привезли в отделение милиции (голос преследовал меня постоянно). Там я долго сидел и ждал в отдельной комнате с двумя санитарами. Моя мать стояла в коридоре. Я сидел спокойно за столом. Руки мои были на столе в спокойном состоянии, так как я все осознавал, что эти санитары из психиатрической больницы все время за мной наблюдают. Причем, если я вдруг рукой что-то немного шевельну, они тут же реагировали в виде вопроса – что с тобой? После меня завели в ленинскую комнату отделения милиции, где посидел около трибуны в 1-ом ряду, где, видно, наши прославленные начальники из милиции вели беседу по политической подготовке младшего состава. (В это время с меня, матери, врач снимал допросы. Причем должна была говорить кратко, без пояснений. В нашем роду всегда были нормальные люди, жизнелюбивые, несмотря ни на какие жизненные неурядицы. Наталья, жена сына, в это время на лестничной площадке милиции давала странные пояснения врачу – говорила она громко, что я даже слышала – будто бы сын психически опасный человек, хотя она знала, что сын занимался йогой и медитацией. Был всегда уравновешенным и спокойным человеком.) Затем меня пригласили опять одного в скорую помощь и повезли сразу в городскую психиатрическую больницу № 4 им. Ганушкина, в 10-е отделение. Здесь меня высадили в приемном отделении. Я сидел и ждал своего часа. Через 20 минут с меня взяли паспортные данные и предложили переодеться в робу психиатрического больного. С этой минуты и началось мое знакомство с советской психиатрией.
После первых процедур в приемной я спокойно пошел в 8-й корпус 10-го отделения, 2-й этаж. Когда я зашел, мне предложили открыть рот, и суют какой-то инструмент чуть ли не в глаз. Я резко стал сопротивляться. Тогда по команде санитара меня схватили и врачи и больные (человек 10 больных налетело на меня по команде) и начали мне ломать руки, душить горло). После этой короткой встречи меня связали веревками, нога и руки, и вдобавок простыней. Я лежал спокойно. Все больные, как по команде, вышли из комнаты. Я все же потихоньку развязал всю систему этих связок. Эта комната была для начинающих. Из комнаты этой нельзя было даже выходить. Но я вел себя спокойно, не нарушая режима психиатрической больницы. Ко мне претензий не было со стороны старшего санитара, которого нельзя было отличить, сумасшедший он или нормальный. Так началась моя новая жизнь в советской городской психиатрической больнице. Врач меня в течение около недели не осматривал, мне он вообще и не был нужен. Мне сразу прописали в первый день уколы и таблетки в количестве 14 штук за прием три раза в день. После этого начались мои новые испытания, которые не сравнить ни с чем, разве только с заключенными в Бухенвальде. Через два дня меня начало ломать от их лекарств. Я не мог спокойно сидеть, лежать, ходить. Спать я не мог. Первые 10 дней я вообще не спал, я не знал, как я жил. Затем я спал около 1 часа в сутки. Мой лечащий врач (лечащий врач Балкина Софья Дмитриевна, заведующий 10 отделением психбольницы № 4 – Файнгольд Михаил Маркович), который меня осматривал, игнорировала все мои вопросы и пожелания. Меня осмотрела затем целая комиссия. Я сидел спокойно и отвечал на все вопросы кратко. Причем я заметил в деле, которое они завели, – записи делали самостоятельно. Откуда они брали эту информацию, мне не было даже понятно. В конце 1-го посещения в деле было записано около 30-ти страниц. Дело было заведено, как на преступника. Я не буду описывать те кошмарные ночи в этой больнице, но мною замечено, что на меня воздействовали, назовем для начала, «х»-лучами. Благодаря моей матери меня решили отпустить. Последняя встреча была с психологом. Она любезно мне предложила определенные тесты для проверки памяти, светового ощущения и разные смысловые тесты. Память при всем недосыпании, как она сказала, была хорошая. Но у нас разгорелся спор по определению группировок разных вещей. Причем я только в двух, по ее мнению, ошибся, но ее это почему-то вывело из равновесия. У меня даже сложилось впечатление, что она психологически неустойчивей, чем я. Хотя в это время после приема этих отравляющих веществ (ОВ) я не находил места.