Характерно и следующее явление: верховный бог всегда в единственном числе и мужского рода, а сопутствуют ему божества женского рода, их двое или несколько. Например, Див – дивы (девы). Суд – суденицы. Род – рожаницы. Исходя из такого положения, наверное, можно себе представить, что и берегиням предшествовал какой-то бог – предположим, Оберег. Выводить берегинь от слова «берег (реки)» не следует. Ведь если бы работала такая схема, то мы бы знали сейчас и «рощинь» (от «священных рощ»), и «небесынь», и «землинь», и «ду-бынь-деревинь» (от «дуба», «священного дерева») и др. Однако мы таковых искусственных созданий не знаем.
Скорее всего, Суд, Род, Див да и гипотетический Оберег были ипостасями одного Верховного Бога. И это затрудняет поиск.
Исследователи выводят теоним «Род» из индоевропейского «Хорд-ху» или «Хорд-у». И этому отвечают, например, хеттское слово «харду» – потомок и лувийское «харту» с тем же значением. И все-таки изначальной формой нам представляется именно слово «Род». Почему? А потому, что, если бы было иначе, индоарийские переселенцы унесли бы с прародины понятия и культы божеств, обозначаемые как «хорд», «хард». Но у древних индийцев бытовали божества Родаси причем в очень сходном понимании со славянскими Родом и рожаницами, практически совпадающем. Так, в единственном числе Родаси означало «рожающая земля», то есть, полный аналог Рода, но в женской ипостаси. А во множественном числе Родаси – две богини, исполненные благ, то есть, те же славянские рожаницы:
Род (сл.) = Родаси (др.-инд.)
Рожаницы (сл.) = Род-аси (др.-инд.)
Соответствие полное, случайное совпадение исключается. Все это нам помогает укрепиться в мысли, что культ Рода и рожаниц существовал на прародине индоевропейцев задолго до выделения и переселения индоарийских племен. И культ этот, разумеется, был унесен именно с прародины на новые места, а не наоборот, ибо представить себе, что древнеиндийские Родаси каким-то неестественным образом возвратились на прародину и положили основание культу Рода и Рожаниц, никак нельзя. То есть, и в этом случае мы сталкиваемся со вполне четкой закономерностью: распространение богов, божеств, понятий идет из ядра на периферию, но не наоборот.
Надо сразу сказать о том, что мы не рассматриваем в данной работе вторичных, или обратных, заимствований. Чтобы дотошный читатель не заподозрил нас в некой предвзятости, скажем – они, разумеется, были, и мы их признаем. Так, вполне возможно, что русская птица Сирии – это заимствование от греков-византийцев, в основе которого лежали небезызвестные Сирены. Или же Алконост – райская птица. Она позаимствована также через Византию из греческого мифа об Алкионе. То же можно сказать о Кентавре-Полкане и множестве прочих прижившихся на Руси персонажей. Но во всех случаях это литературные заимствования позднего, средневекового периода. Мы же ведем поиск в глубочайшей древности. А там действовали отнюдь не литературные законы.
Нам может показаться странным, что в Пантеон не вошел такой всемогущий бог стихий, как Сварог, которого по его функциональным особенностям можно смело поставить в один ряд со Стрибогом, Родом, Судом, Дивом как одну из ипостасей Верховного Бога. Но он потому и не вошел, что в Пантеоне уже стоит Стрибог, олицетворяющий и всех прочих.
Сварог, как и Стрибог, – отец Дажьбога. Он олицетворение небесных стихий, самого неба. Его сын Сварожич – огонь и, наверное. Солнце, то есть, это одновременно Хоре и Дажьбог. Сварожич, разумеется, лишь эпитет или, выражаясь более точно, отчество. Можно было бы с полным основанием записать: Дажьбог Сварожич и Хоре Сварожич – это было бы абсолютно верным.
Сварог известен и у западных славян под таким же именем. Но, наверное, выводить Сварога из «огненного духа» славян Рарога, или Рарожека, как это делают некоторые исследователи, было бы неправильно. Ибо его образ полностью укладывается в его теоним – санскрит сохранил слово, которое, видимо, было утрачено на прародине и не оставило заметных следов в славянских языках (этот вопрос о следах еще не разработан). «Сварга» означает «небо» «небесный». Имея такое четкое обозначение, абсолютно точно передающее сущность и лингвистически точное, нам нет смысла выискивать какие-то иные – маловнятные и путаные.
И здесь мы сталкиваемся с интересным, но в то же время и обыденным, нормальным явлением – прародина сохранила образ и утратила понимание теонима, переселенцы утратили образ, но сохранили слово-значение. Это и есть жизненность, отсутствие схематизма.