Зато у асилков есть близнецы-братья, находящиеся в их же лагере, выступающие против богов. Это древнеиндийские Асуры. Буквально «асура» означает «обладающий жизненной силой» или попросту «силач», «богатырь», «великан». Объяснение теонима как «а-сура», то есть, «небоги», трудно принять, слишком оно поверхностно. Скорее всего, здесь произошла именно та самая, известная трансформация букв «л» в «р» – первоначально слово звучало «асулы» или «асилы». И хотя мы знаем значение древнеиндийского слова, перевода его нет, то есть, оно пришло в Индию готовым, наделенным значением-смыслом, но непереводящимся, как Кополо в Средиземноморье.
И снова мы сталкиваемся с одним и тем же явлением явлением возможности лишь однозначной и односторонней передачи: с запада на восток, с прародины индоевропейцев в Древнюю Индию, минуя места расселения иранцев. Как могли Асуры с далекого Юго-Востока через многие народы, в том числе и ираноязычные, у которых ахуры-асуры наделены противоположными функциями, попасть к славянам и стать великанами-богатырями Асилками-Осилками? Никак! И опять мы видим, что слово-теоним сохраняет свое значение-смысл-образ, да к тому же и переводится на родине, в местах, где обитали первичные индоевропейцы.
Многое откроется нам, если мы взглянем на историю и на мир своими глазами, если мы перестанем воспринимать Вселенную человечества через порядком запылившиеся английские или германские зеркала.
Вот возьмем так называемую древнеиндийскую, а точнее, ведийскую, индоарийскую Яджур-веду. Почему Я-дж-ур, никто объяснить не сможет. Наверное, потому, что так произносят английские исследователи, им так сподручнее по языковым особенностям. Нам же следует, как и индийцам, особенно древним, произносить так, как это звучало и звучит, Ящур-веда! Всем известно, что Ящур-веда – это Веда «жертвоприношений». Но почему Ящур-Яджур связан с жертвоприношениями, опять-таки никто объяснить не может: какой-то непонятный «яджур», неизвестно откуда взявшийся.
Между тем у славян и у их предков, как и у предков индоариев, подземный Змей-чудовище ассоциировался с Ящером, гипертрофированной ящерицей. Еще академик Б. А. Рыбаков заметил, что считалоч-ка про «Яшу» далеко не проста. Вспомним:
Как пишет Б. А. Рыбаков, по всей России, в самых различных диалектных областях, сохранялась форма «Яша», как приведенная, наверное, в XVIII–XIX вв. к более понятному слову, к имени. Но в основе лежало совсем иное. И удалось это выяснить, обратившись к белорусскому фольклору.
Так звучало у белорусов. Выяснилось, что никакого «Яши» не было и в помине. А был архаичный, допотопный Ящер – олицетворение загробного подземного мира, крокодилообразный Змей. Ему-то и приносились жертвы. Это уже потом обрядовая песня превратилась постепенно в детскую считалочку.
Б. А. Рыбаков не проводит параллелей между Ящером-жертвопринимателем и Ящур-ведой. Но мы видим, что и считалочка, и сборник древнейших «жертвенных» гимнов восходят к одному корню, к одной прародине. Надеемся, нет необходимости и в данном случае пояснять, что Яджур-Ящур-веда не могла прийти к нам, в славянские края, из экзотических далей и потом превратиться в обычную считалочку.
Вот такой образ лежит у истоков Ящур-веды.
Многое мы сможем понять и у себя, если будем обращаться к сохранившимся знаниям, тем самым, что оказались как бы законсервированными в древнеиндийской и особенно ведийской мифологиях. В нашем представлении само понятие «праздник» связано с чем-то буйным, вакхическим, истерически веселым, а в последние десятилетия и запойно-дурманным. И это несмотря на то, что в начале еще этого века праздник был совсем иным, не связывался с обильными возлияниями и буйным искусственным весельем. Не говорим уже о веках предшествующих, когда, как нам известно, праздники являлись торжественно-возвышенными событиями – спокойными и величавыми, достойными и несущими умиротворение, когда людские души как бы общались с богами или теми святыми, чьи дни отмечались. Это было единение с «небесной», высокой мудростью и пониманием, с божественным разумом, в который составной частичкой вливался на время того подлинного праздника и ум-душа каждого смертного.