— Справлюсь.
…Ну что ты будешь делать? Видно, не судьба мне свернуть с сомнительной тропки профессионального взломщика…
— Не думала, что мы будем делать с добытой информацией?
Я сам не заметил, как перешёл с Еленой на «ты» — то есть она и раньше так ко мне обращалась, но я предпочитал более уважительное «вы». Но, видимо, последние события сломали какую-то преграду, окончательно поставив нас на одну ступеньку.
— Пожалуй, копию стоит отослать в Москву, Агранову. Если с нами что-то случиться…
Она не закончила фразу, да это было и ни к чему. Всё и так понятно: Барченко заигрался с силами, к которым людям лучше вообще не прикасаться, и кто теперь скажет, чем обернётся его неудача — не только для заговорщиков и их оппонентов, но и для всех обитателей Земли. Ставки в этой игре были куда выше, чем высокие кресла на Лубянке и в Кремле, выше даже, чем мировое господство, о котором вообще-то никто и никогда не задумывался — нет, на кону в этой игре стояло само существование рода людского.
Жаль только одному из ключевых игроков не хватает времени задуматься над этим…
— Кстати, как ты связываешься со своим боссом? — поинтересовался я.
Елена чуть заметно усмехнулась, услыхав этот очевидный американизм.
— Ну, это проще простого. Один из пилотов завербован ГПУ, с ним и передаю сведения в Кандалакшу. Ну а там — в зависимости от срочности, либо с курьером в Москву, либо по радио. Текст сообщения шифрую здесь, сама, так что прочесть их никто не сможет.
— Бокий, если мне память не изменяет, заведует шифровальным отделом. — припомнил я. — Так что я на месте Агранова не был бы столь уверен.
Она пожала плечами.
Пока, насколько мне известно, проколов не было. И вряд ли теперь будет — чтобы расколоть шифр такой сложности, нужно время, а всё так или иначе, решится в ближайшие несколько дней.
Я кивнул, соглашаясь со своей женщиной.
… «Своей»? Ох, парень, не будь так самоуверен…
— Сейчас бы Марка сюда… — я выглянул из-за угла палатки, прикидывая, как бы понезаметнее прошмыгнуть мимо часового к резиденции Барченко. — С его талантом стоять на шухере — то, что доктор прописал!
В палатку Барченко заберёшься через заднюю стенку. — сказала Елена. — Только потом, когда выберешься наружу — не забудь ликвидировать следы подкопа. И вот ещё что: прикрути перед уходом «летучую мышь», пусть думают, что Александр Васильевич уснул. А то заглянут, увидят, что он спит, не сняв сапог и верхней одежды — и подумают, чего не надо…
«Летучей мышью» тут называли обыкновенную семилинейную керосиновую лампу.
Так может, мне заодно и сапоги с него снять? — ухмыльнулся я. — А что, мне не трудно.
Она улыбнулась и ласково потрепала меня по щеке.
— Иди уже… шпион!
ХI
Навесной замок, чьи дужки были продеты в петли большого, крашенного в зелёный цвет дощатого ящика (по-моему, Барченко позаимствовал его у авиаторов) не просопротивлялся отмычкам и минуты — всё же, приобретённый опыт взломщика давал о себе знать. «Летучая мышь» давала ровный жёлтый свет, и различать при нём каллиграфический почерк Барченко не составляло особого труда. Я наскоро пролистал извлечённые из сундука тетради. Сам автор записей уютно похрапывал на походной койке, прикрытый, маскировки для, рыжим одеялом из верблюжьей шерсти — и я надеялся что он, как и обещала Елена, проспит так хотя бы до утра. А если кто-нибудь заглянет в палатку, да хоть тот же Гоппиус — то я сижу, никого не трогаю, примус починя… то есть с бумагами работаю. А начальник экспедиции, притомившись от дневных забот, решил немного прикорнуть. Нет-нет, будить не надо — видите, устал человек, пусть поспит, скоро утро, предстоит ещё один длинный, полный трудов день…
Пробежав глазами первые несколько страниц текста, я убедился, что Барченко сохранил ностальгические чувства по своим литературным упражнениям, которым он предавался ещё до Революции. Выбранная мною тетрадь была заполнена в стиле, далёком от научных отчётов — зато прекрасно подходящим для фантастической повести. Впрочем, этим грешили многие из адептов «альтернативной науки» начала века, оформляя свои изыскания в виде литературных произведений, и сам Александр Васильич ярчайший тому пример. Он придерживался стиля, характерного для Луи Буссенара, и мне довольно долго пришлось продираться сквозь безупречно выстроенные словесные периоды, чтобы уяснить главное, то, ради чего я, собственно, и забрался в чужую палатку.
Если вкратце, то Барченко полагал — и, мало того, нашёл в добытой нами книге подтверждение своей теории! — что обитатели древней Гипербореи заставили покинуть наш мир некие силы, с которыми они не смогли справиться. Возможно, это были объединившиеся человеческие племена, вооружённые примитивным оружием из бронзы и железа, но зато многочисленные и полные жизненной силы.
Я в задумчивости перелистнул несколько страниц. Где-то я уже это читал — о древних, мудрых и, главное, нечеловеческих обитателях Земли, несмотря на всё своё могущество, не устоявших перед ордами дикарей, наших далёких предков. Победы давались им ценой огромных жертв, племена платили десятками, сотнями жизней за одного гиперборейца — но прежних хозяев Земли было слишком мало, и в итоге им пришлось уступить. Отступая, они приняли меры к тому, чтобы иметь возможность однажды вернуться — для этого и был создан Порог, запечатанная загадочными силами грань между этим миром и тем, куда ушли недорезанные нашими пращурами носители древнего знания.
Знакомый сюжет, не так ли? Магацитлы из «Аэлиты», древние, последовательно сменяющие одна другую расы мадам Блаватской, гиперборейцы из цикла «Тайный город» Вадима Панова — это уже наши дни… Значит, все эти фантазии, которые мы привыкли воспринимать, как общее место, всё же имеют под собой реальное основание — и наша экспедиция сейчас в нескольких шагах от того, чтобы прикоснуться к нему?
…А стоит ли — прикасаться? «Не пей из копытца, Иванушка, козлёночком станешь»…
На то, чтобы одолеть тетрадь от корки до корки у меня ушло часа полтора. Барченко, как и говорила Елена, не проснулся — разве что, время от времени громоподобно всхрапывал да ворочался с боку на бок, отчего походная раскладная койка отчаянно скрипела, и я всерьёз опасался, как бы она не развалилась под такой экстремальной нагрузкой. Но — ничего, обошлось; часам к четырём пополуночи (за маленькими, затянутыми целлулоидом и закрытыми брезентовыми клапанами-шторками окошками было совсем светло) я дочитал последнюю страницу, и откинулся на спинку складного парусинового стула…
«…Запечатывая Порог гиперборейцы не могли не принять меря на тот случай, что однажды, спустя многие тысячелетия, им придётся вернуться в этот мир. Для охраны Порога было оставлено несколько избранных — обитатели Гипербореи давно уже научились перемещать сознания из одного тела в другое, и поместили своих Стражей в представителей новой расы, и сделали всё, чтобы их бренная плоть могла бы сохраняться очень, очень долго. Решение было вполне разумным: если бы избранные умирали, передавая миссию по наследству своим детям или ученикам — то где гарантия, что те, являющиеся во всех смыслах обитателями нового мира, сохранили бы лояльность прежним его хозяевам? Так что оставалось только надеяться, что Стражи, вооружённые тайными знаниями ушедшей расы, дождутся своих хозяев по ту сторону Порога.
И, надо сказать, избранные вполне справлялись со своей задачей. Эпохи меняли одна другую, воздвигались и рушились царства, из тундры приходили кочевники с боевыми нартами и доспехами, сделанными из распиленных оленьих рогов. Свистели стрелы с наконечниками, вырезанными из бивней последних мамонтов; кровь людей, смешиваясь с кровью оленей, пропитывала мхи и растапливала снег. С берегов Северного Океана наползали, а потом отступали ледники; юные, полные энергии народы яростно враждовали между собой за места, не затронутые очередным обледенением, и в этих кровавых усобицах под нож нередко шли не только все чужаки, но и предавалось огню всё их наследие. В итоге, воспоминания о гиперборейцах почти стёрлись из памяти новых хозяев планеты. Но только «почти» — обрывки этих знаний хранились в родовой памяти шаманов, и время от времени выплёскивались в виде новых культов, в которых исчезнувшие гиперборейцы представали то в виде могучих и милостивых богов, то в виде злобных созданий, этим богам противостоящих.